Когда же я, как бы подводя на прощание итог нашему разговору, сказал: «Выходит, значит, местечку конец?» — он так на меня глянул сквозь сползающие с носа очки, точно уличил меня в попытке возвести на него напраслину:
— О каком местечке вы говорите? Того местечка, которое вы помните, давно уже нет. Оно исчезло вместе с чертой оседлости, когда всякий мог селиться, где хотел, — в Москве, Киеве, Горловке и во всех других городах. Потом началось переселение на земли Крыма, Херсона, Биробиджана. Потом пошли пятилетки. Что? Я разве должен вам об этом рассказывать? Одним словом, местечки уже до войны не были теми, какими они были раньше. Они превратились в деревни. Я имею в виду, например, такие, как наш Меджибож. Что касается других, побольше нашего, что возле железной дороги, как, скажем, Деражня, они со временем, полагаю, превратятся в города. Гарантии, разумеется, я вам дать не могу, но так мне думается.
Ударная единица
Даже следа не осталось от того пыльного тракта, по которому я много лет назад несколько часов тащился сюда на подводе с балагулой. Сейчас из Меджибожа в Деражню ведет широкая асфальтированная дорога, такая же, как проскуровская. И путешествие длится так недолго, что не успеваешь оглянуться. А если б оно длилось дольше? Все равно я не заметил бы времени. Едва я забрался в автобус, как мысленно перенесся на платформу с гулким медным колоколом и с надписью «Станция Деражня», на ту самую станцию, на которой шолом-алейхемовский местечковый неудачник встретил въедливого немца и привел его к себе на постой. Кто после этого, скажите, услышав название «Деражня», не улыбнется?
Нанять извозчика, который отвез бы меня в «фешенебельный готель», мне не пришлось не только потому, что здесь, как и везде, наверно, давно забыли, что такое извозчик, а Деражня городок не маленький. Мне не понадобился транспорт потому, что гостиница — двухэтажный деревянный дом — находится здесь по соседству с автобусной станцией и железнодорожным вокзалом. В гостиницу я попал в самый разгар уборки. От перевернутых коек густо несло керосином, как когда-то перед Пейсахом. Мне суждено было, как видно, что-то еще застать из прежней Деражни и вспомнить еще раз незадачливого героя из шолом-алейхемовского «Немца».
Суждено так суждено! И пока из гостиницы не выдохнется запах керосина, пройдусь немного по улице, начинающейся у вокзала и ведущей куда-то вдаль. Улица одета в зелень, и пока еще я не обнаружил примет, по которым Деражня, как утверждал меджибожский владелец коз, по логике вещей в ближайшем будущем превратится в город.
Конечно, Деражня, и это сразу видно, гораздо больше Меджибожа. Местечко, собственно говоря, состоит из двух весьма отдаленных друг от друга частей. Так, между прочим, строились когда-то многие городки и местечки. Без извозчичьей брички в таких поселках не добирались до станции. Не узнаю знакомых улиц Деражни, ни расположенных рядом со станцией, ни отдаленных от нее. Отдаленная часть местечка напоминает мне Меджибож: сильно поредевшие улицы, между одним и другим домом сады, огороды во дворах, куры, из-за сарайчиков выглядывают козы — в общем, пахнет деревней. Часть местечка, примыкающая к станции, другая: дома выглядят новыми, и многие из них действительно новые, и стоят они недалеко друг от друга.
Какая из двух частей Деражни сегодня перевешивает и какая будет перевешивать в будущем?
Чтоб узнать об этом и о многом другом, стоило зайти в райисполком. Так я и поступил. Но есть такие вопросы, которые возникают совершенно неожиданно. Вот, например, захотелось вдруг узнать, где здесь жил шолом-алейхемовский герой, который сдал приезжему немцу квартиру и прославил этим Деражню на весь мир. Но мужчина с двумя полными ведрами, которого я остановил на середине тротуара, отбил у меня желание искать знаменитый «постоялый двор». Он посмотрел на меня как кассир в банке, неохотно процедил несколько слов:
— А зачем вам это нужно?
Между нами неожиданно вырос светловолосый богатырь в темной вельветовой толстовке.
— Вот этого, — сказал он, указывая на стройного человека, — лучше встретить с пустыми ведрами, чем с полными. Спросите ради интереса, какой сегодня день? Вы думаете, он вам скажет? Боже упаси! Мы называем его «деражнинский нытик». Все у него тайна, и на все смотрит мрачно.
«Нытик» подхватил свои ведра и пошел вперед, напевая:
Богатырь провожает его с улыбкой:
— Это он кинул камушек в мой огород, хочет, так сказать, очернить меня в ваших глазах.