— При чем тут это?! Да, я механик в гараже и происхожу из механиков, ну и что? Сердце, дорогая теща, остается сердцем.
— Мой муж, мир праху его, уходя на войну, успокаивал меня, что металлисты особый народ, что их не берут ни штык, ни пуля. И порой мне кажется…
Мать остается матерью! Вовремя выпроводила дочь и зятя на свадьбу, чтобы они не слушали дальнейших глав скорбной повести Печерского лагеря. Двося и меня пожалела. А может, не меня, а Рейзеле, свою внучку, и поэтому пропустила из скорбной повести «Печерский лагерь смерти» немало страниц. Но это все равно не спасло меня от гнетущих мыслей: после услышанного я забрался далеко за местечко и долго бродил там один по тихому вечернему полю.
Сколько времени я бродил, расстилая по тропинкам свою длинную тень, я не заметил. Знаю только: когда я приблизился к освещенной улочке, где стоял веселый шум, в высоком темно-синем небе было уже полно звезд.
У входа в ярко освещенный брезентовый шатер висит кумачовый транспарант, на котором большими буквами, напоминающими своей затейливостью буквы приветствия жениху и невесте на свадебном балдахине, написано: «Добро пожаловать, гости!» Но вместить все местечко шатер, конечно, не мог, несмотря на свои размеры. Так стоит ли обижаться? А усидеть дома, когда рядом играет оркестр и молодежь под открытым небом танцует, не в состоянии даже старики. И народ все прибывает.
Вдруг кто-то сзади схватил меня за руку и начал громко отчитывать:
— Сват! Как можно так опаздывать! Уже подают к столу золотой куриный бульон. Что вы меня рассматриваете? Вы меня не узнали?
Действительно, я не сразу узнал Нояха. Без плаща он выглядел выше, стройнее и даже моложе. Моложавый вид ему придавала светлая шляпа с плавно загнутыми краями, по последней моде. Не выпуская моей руки, Ноях попросил:
— Скажите там жмеринскому сапожнику Сендеру, чтоб он так не гремел в барабан. И шаргородскому физкультурнику тоже не мешает тише играть на своем аккордеоне. Я не слышу из-за них скрипку. Ах, скрипка, скрипочка! Вы еще не слышали историю со скрипкой, которая случилась когда-то у нас? Нехемье, иди-ка сюда! Ты можешь это тоже послушать, если даже слышал уже.
Нехемье, которого Ноях подозвал к нам, был такого роста, что макушкой своей мог бы достать чуть ли не до крыш с антеннами, напоминавшими при смешанном свете луны и уличных фонарей зажженные канделябры.
— Только в прежние времена могло такое случиться, и случилось это не с кем-нибудь, а с богачом, с самым большим богачом в местечке. Послушайте только! В тот самый момент, когда собирались было вести жениха и невесту в загс, то есть под хупу, пришла депеша, что жмеринская капелла не может приехать, ее пригласили на бал к харишовскому помещику. А в прежние времена — если за тобой посылает помещик, так попробуй откажись. Вы не можете себе представить, что в тот день творилось в местечке! Гром и молния! Хоть бери и откладывай свадьбу. Конец света! Слушайте же дальше. Прошел час или два, и вдруг в местечке появляется мальчик лет девяти-десяти со скрипочкой под мышкой и с письмецом к богачу от жмеринского капельмейстера: так, мол, и так, ввиду того что капелла не может приехать, а отложить свадьбу тоже, как видно, нельзя, то пусть играет мальчик, которого он прислал. Нашего богача это совсем вывело из себя. Мало того что его подвели, что ему испортили свадьбу, над ним еще насмехаются. Он чуть не отослал мальчика обратно в Жмеринку. И отослал бы, если бы мальчик в ту же минуту не взял скрипку в руки и не сыграл свадебную мелодию, но так сыграл, что с тех пор, как существует Крыжополь, здесь игры такой не слышали. И клянусь, не услышат больше! Из-за этого мальчика свадьбу играли три дня — три дня Крыжополь ходил ходуном.
— А как мальчика звали? — спросил я Нояха.
— Нехемье, ты не помнишь, как его звали?