Как ни уверен был Эфроим, что распространители лотерейных билетов действительно таковы, какими он представляет их себе, ни с одним из них все же не завел разговора о том, какая нужда привела его, чтобы целый день торчать под землей в страшной сутолоке, вместо того чтобы сидеть где-нибудь в сквере, на свежем воздухе, играть в домино. Не завел он такого разговора, возможно, потому, что при всей своей уверенности все же опасался — вдруг выяснится, что именно те, о ком он так думал, никогда не имели отношения к торговле и привело их сюда только желание быть при деле. Так или иначе, но его давно уже разбирала охота спуститься в метро на два, на три дня и показать им, как надо торговать. Придумали вращающиеся продолговатые ящики, куда покупатель может засунуть руку и сам выбрать себе билет. Тасуют пачку билетов, как карточную колоду, и потом предлагают покупателю — пусть сам вытянет! Все это очень слабые способы привлечь покупателя. Даже лотерейными билетами надо торговать умеючи. И когда Эфроим Хигер, войдя в вестибюль, увидел, что у одного из столиков люди столпились так, словно там торговали дефицитным товаром, он тоже кинулся туда.
Высокий, слегка сутулый человек с живыми глазами, стоявший у столика, одним дыханием и нараспев перечисляя наизусть чуть ли не все, что можно выиграть за тридцать копеек, шагнул навстречу Эфроиму, как к старому знакомому, и с громким приветствием сунул ему в руку пачку лотерейных билетов.
— Здесь у вас тридцать штук. Тридцать, умноженное на тридцать, — девять рублей. Из этих тридцати двадцать выиграют — у меня счастливая рука! Еще не было случая, надо вам знать, чтобы у меня купили билет и не выиграли.
Собравшиеся весело поглядывали, что будет дальше. Тут Эфроим заметил, что во всей толпе он, кажется, единственный, кто не держит руки в карманах, и по этой, видимо, причине тот кинулся именно к нему.
— Но мне не нужно билетов, я уже обеспечен ими более чем достаточно, — говорил Эфроим, пытаясь освободить руку, чтобы как можно скорее засунуть ее в карман — единственное, видимо, средство спасти себя от настойчивости этого странного человека.
Распространитель, однако, не отступал:
— Я могу взять их у вас обратно, но как бы вам потом не раскаяться — у меня счастливая рука! Двадцать наверняка выиграют! Запомните мои слова!
— Но, право же, ни к чему все уговоры, у меня все равно нет денег. Издержался до копейки!
— А я вам доверяю! Отдадите завтра, а если послезавтра, тоже не подам на вас в суд! Здесь мое постоянное место, — и сунул пачку Эфроиму в карман.
Эфроим вынул билеты из кармана, но не спешил положить их назад на столик. С ним вдруг произошло такое, чего никак не ожидал, — он начал, кажется, верить, что у стоявшего перед ним рослого человека с живыми глазами действительно счастливая рука. Если бы собравшиеся так внимательно не смотрели на него, на Эфроима, он, возможно, стал бы шарить у себя по карманам, а потом сделал вид, будто совершенно забыл о деньгах в заднем кармане брюк. Но в присутствии стольких глаз просто неудобно было так поступить, а положить билеты назад на столик не поднималась рука. Из тридцати лотерейных билетов один ведь наверняка выиграет, и, может, на него таки падет счастливый выигрыш. Как же можно такое выпустить из рук! Черт его знает, чем этот человек так околдовал его, Эфроима.
А между тем тот как бы совершенно забыл об Эфроиме. Он уже наседал на другого, не знавшего, подобно Эфроиму, что перед тем, как приблизиться сюда, нужно прежде всего позаботиться о своих руках — упрятать их в карманы.
— Ну а если я несостоятельный плательщик? — спросил Эфроим, не выпуская из рук билетов. — Откуда вам известно, кто я, что я? Вдруг я не здешний… Может, я приезжий?
— Бог мой, что вы так беспокоитесь? Раз я спокоен, что же вам тревожиться? Всего наилучшего!
И распространитель снова принялся громко и одним дыханием нараспев перечислять все, что можно выиграть за тридцать копеек, и каждому вновь подошедшему, не догадавшемуся спрятать руки в карманы, преподносил, как и Хигеру, пачку билетов, из которых «двадцать наверняка выиграют».
«Он, видимо, малость не в своем уме, — думал Эфроим Хигер, сидя в вагоне метро. — И в самом деле… Ведь это же в переводе на старые деньги девяносто рублей! Как же человек вдруг дает незнакомому девяносто рублей и не спрашивает у того ни имени, ни адреса, ну ничего! У него уже полный коммунизм, что ли? Не мешало бы такого проучить». И он, Эфроим, его таки проучит. Пусть немного подосадует, не вредно…