— Я, вероятно, пришла еще слишком рано, — сказала она наконец. — Впрочем, когда и кто бы ни пришел, для вас было бы, во всяком случае, слишком рано? Тысячу раз приветствую вас, милый Феликс; извините, я сегодня положительно неспособна называть вас «господин барон». Ну, а теперь идите поскорее взглянуть на иллюминацию: она чудесна, и Ирена приехала из-за тысячи верст не затем, чтобы сидеть здесь впотьмах в то время, когда Мюнхен залит целым морем света. Она без того почти не видала сегодняшнего торжественного вступления войска, так как чересчур засмотрелась на одного защитника отечества. В каких-нибудь полчаса вы наглядитесь вдоволь на иллюминацию, а там я вас жду опять сюда, в свою убогую каморку, на скромную чашку чая. Шнец с женой тоже зайдет ко мне, а дядя Ирены дал мне торжественное обещание не засидеться ни на каком торжественном ужине. Жаль, что Розенбуш не может еще выходить. Бедняжка, в награду за оказанное им мужество, остался с хромой ногой, а в придачу еще должен жениться на старой деве. Кстати, не находите ли и вы, что он с невероятной твердостью духа переносит свою участь?
Иллюминация давно уже погасла, давно уже умолкли восторженные крики толпы, когда Феликс вошел в небольшой, единственный свободный еще номер отеля. Но он и не думал о сне. Он сел на кровать, вынул из кармана письмо, переданное ему Иреной при прощании, и смотрел, глубоко взволнованный и тронутый, на строки, писанные рукою друга. Феликс считал Янсена для себя навсегда потерянным. Сегодняшний день, кроме всех прочих радостей, выпавших на долю Феликса, возвратил ему также и друга.
Письмо было следующего содержания:
«С этими строками, друг мой, прими также и наш привет. Когда письмо это попадет в твои руки, тогда рассеются и последние тучи, собравшиеся над твоей головою. От своей возлюбленной узнаешь все, что касается нас и что может убедить тебя в нашем счастье.
Может быть, только одно не решится она сообщить тебе: и в отношении формальности, и внешних условий, наше счастье обеспечено навсегда. Несколько дней тому назад состоялся законный развод, и нашему союзу (который был вполне прочен без всяких документов) придана ради детей законная форма. Бывшая моя жена сама просила о разводе; она находится в Афинах, где за нее сватается какой-то богатый англичанин. Всякое неудовольствие на нее у меня совершенно изгладилось. Я вспоминаю о ней как о мертвой и желаю, чтобы она нашла успокоение в новой избранной ею самой жизни, насколько вообще подобные ей личности могут найти успокоение.
Дай о себе, наконец, какую-нибудь весточку, старина. Все, что мы слышали о тебе, несказанно нас обрадовало. Тебе приходится наконец заняться в новом крае организаторскою деятельностью; что же, давай Бог счастья. Это, в сущности, твое настоящее призвание. Если наш общий приятель Эдуард прав, что действительное счастье не что иное, как то состояние, при котором мы чувствуем себя наиболее хорошо, то ты можешь быть счастлив сам и составить счастье благородной, отдавшейся тебе девушке. Милый, какой славный жребий выпал на долю каждого из нас! Тем лучше, что он достался нам нелегко. Незаслуженное счастье как-то унижает человека. Нам остается только возблагодарить богов.
Я говорил о нашей судьбе, а о великих, только что свершившихся мировых событиях не упомянул ни слова. Обдумывая вероятные их следствия, невольно приходишь к сознанию, что лиры, привыкшие молчать при громе оружия, и в мирное время заговорят не скоро. Вы, люди дела, будете в течение некоторого времени пользоваться в общественном мнении преимуществом над людьми мысли, потому что изменения, которым подверглись условия гражданского и общественного строя, имеют гораздо большее значение, чем этого могли ожидать даже и сами действующие лица, когда им удалось немного осмотреться вокруг себя в первую минуту после последнего сражения. Теперь должен сложиться новый общественный и государственный строй. Необходимость и действительность вступают в свои законные права. Люди, призванные участвовать в великой организационной работе, удерживают за собой первое и последнее слово; мечтатели же, подобные нам, остаются в стороне и должны еще благодарить судьбу, если о них где-либо вспомянут. Тебе известны мои убеждения. Ты знаешь, что, несмотря на все свое уважение к политике, я полагаю, что человечеству необходимо употребить все усилия для того, чтобы сделать науку эту для себя все менее и менее необходимою. Следует воспитать в обществе понятие о справедливости, и тогда только большое число свободных людей будут в состоянии заняться как следует вечными вопросами. Доживем ли мы до того времени, когда немецкое искусство, до сих пор приносившее кое-какие цветы на развалинах прежнего строя, станет украшать также правильные и крепкие стены новых государственных сооружений. Кто может сказать это? Человечество в наше время живет быстро. Впрочем, каждый обязан делать свое дело.