Выбрать главу

— Нельзя сказать, чтобы ты была уже чересчур любезна, — смеясь сказала девушка. — У моей подруги есть маленькая крысоловка, и когда я ту начинаю гладить, то она точно бесится от радости, так что приходится остерегаться, чтобы она не облизала мне лицо, шею и руки. Эта же собака такая почтенная, точно бабушка. Как ее зовут?

— Гомо.

— Гомо? Странное имя. Что оно значит?

— По-латыни гомо значит «человек». Этот старый пес несколько лет тому назад выказал столько человеческого разума, когда хозяин его чуть не потерял головы, то решено было окрестить его человеком. С тех пор он никогда не позорил своей клички. Вы видите, дитя мое, что находитесь в хорошем обществе. Хотя и сам еще не дожил до дедовских лет, но все же мог быть бы вашим отцом. Поэтому вы у меня совершенно безопасны, и я сдержу то, что обещал… полагаю, впрочем, что в эти два сеанса вы в этом и сами убедились. Итак…

— Нет, нет, нет, нет! — вскричала девушка, вдруг вскочив, и стала кружиться, причем волосы ее образовали вокруг головы точно огненное колесо. — С какой стати опять начинаете вы об этом, господин Янсен? Вы считаете меня глупой, ветреной девушкой, не правда ли? И думаете, что если попросить, то я ни в чем вам не откажу. Но вы очень ошибаетесь. Я не обращаю внимания на некоторые глупости, это правда, и то, что я сюда к вам прихожу, вовсе не кажется мне преступлением и стыдом. Прошлую зиму на балу — для которого мы делали цветы (за что нам позволили смотреть на бал из уборной) — многие дамы были одеты еще меньше, чем я теперь, и это были важные дамы, и показывались так мужчинам и даже офицерам, а не то что художникам, как вы, думающим при виде голой шеи и спины только о своем искусстве. Но если в угоду вам я и решилась на это… то о другом все-таки же намекать не следует. Впрочем, подруга моя тоже думает, что быть натурщицей нет ничего дурного, и говорит, что она с большим удовольствием пришла бы со мной. Но это все пустяки; мне стало бы при ней так неловко, что потом я не могла бы глядеть никому прямо в глаза. Нет, нет, нет, я не согласна и никогда не соглашусь!

— Правда твоя, дитя, — перебил ее скульптор, вдруг переменяя вы на ты. — При этом не должно быть третье лицо, и если тебе неприятно, то я не буду больше говорить. Хотя… все-таки очень жаль! Твою фигуру я мог бы вылепить сразу в половину того времени, которое придется употребить на поиски чего-нибудь подходящего.

На это она ничего не отвечала, но сама взошла на подмостки и взялась за палку.

— Так хорошо? — спросила она. — Так ли я стала, как прежде?

Он кивнул головой, не глядя на нее.

— Зачем вы сердитесь на меня? — спросила она, немножко помолчав. — Что ж делать, когда я не такая, как моя подруга? Она, конечно, опытнее меня и не раз уж была влюблена. А я…

— У тебя еще не было милого, Ценз?

— Нет. Такого настоящего милого, за которого бы можно было идти в огонь и воду, не было. В Зальцбурге, где я жила, мои рыжие волосы не нравились, и меня находили противной. Раз даже сказали, что у меня собачья морда. Только в последний год, как я совсем выросла и немного пополнела, стали за мной ухаживать, и одному, который мне показался порядочным, признаться, я даже немного отвечала. Но он был так робок, что мне наскучило, и из любви нашей так ничего и не вышло. Потом он в один прекрасный день заболел и умер, и тогда только я заметила, что, должно быть, не очень-то его любила, потому что даже о нем и не плакала. С тех пор я остерегалась, чтобы как-нибудь не забыться. Мужчины скверные, это говорят все, кому приходилось иметь с ними дело. А я… если бы полюбила кого-нибудь, так уж от всего сердца…

— Ну, что бы ты тогда сделала, Ценз?

Она замолчала на минуту, потом вдруг опустила руки. По нежному телу ее пробежала дрожь, и она пожала плечами.

— Что бы я тогда сделала? — повторила она как бы про себя, — все, что бы он захотел! И потому так лучше.

— Ты славная девушка, Ценз! — проговорил скульптор, тихо покачивая головою. — Подойди сюда, дай мне руку, я обещаю тебе раз навсегда не заводить более речи о том, о чем ты слышать не хочешь.

ГЛАВА II

Девушка только что хотела положить свою кругленькую, белую ручку в руку скульптора, сделавшуюся грубой и грязной от глины, как вдруг кто-то постучал в дверь, вслед за тем сквозь замочную скважину голос управляющего домом сообщил, что какой-то незнакомый ему господин хотел видеть господина Янсена, но, услыхав, что у него натурщица, просил передать только свою визитную карточку. С этими словами управляющий просунул карточку в нарочно для этого сделанную в двери щель.