В конце концов Громова, как особо важного преступника, перевели в Ровно. Здесь 8 марта 1943 года несгибаемый патриот поднял восстание заключенных в тюрьме. Несколько тюремщиков были убиты. При этой невероятно дерзкой попытке вырваться на свободу Николай погиб.
Счастливая случайность спасла от провала Виктора Измайлова. Шла обычная, весьма частая в то время облава. Гитлеровцы нагрянули на квартиру Измайловых как раз тогда, когда Виктор составлял список надежных людей, которых следовало привлечь к подпольной работе. Солдаты ввалились в квартиру столь неожиданно, что список уничтожить не удалось: Виктор выронил его из рук. Это означало конец. И не только Виктора, но и нескольких десятков патриотов, еще даже не успевших вступить в борьбу с врагом.
Высокий немецкий офицер-переводчик, первым вошедший в комнату, сразу увидел на полу белый листок бумаги. Раньше чем Виктор успел шелохнуться, сапог офицера стремительно придавил список. Измайлов в отчаянии покачнулся… А в следующую секунду произошло нечто совершенно непонятное и даже загадочное. Ловко шаркнув подошвой, офицер молниеносно… затолкал листок под диван.
Проверив документы присутствующих, не увидев ничего подозрительного, гитлеровцы ушли. Выходя из комнаты, высокий офицер на секунду обернулся. Виктору показалось, что в его взгляде мелькнула укоризна…
Кто был этот человек? Немецкий антифашист-подпольщик? Соратник по «невидимому фронту»? Не берусь утверждать.
…А через некоторое время Виктору самому пришлось отводить смертельную опасность, нависшую над подпольем. Произошло это при следующих обстоятельствах.
С некоторых пор Паша почувствовала, что за ней следят. Сначала это было просто смутное ощущение опасности, какое-то подсознательное беспокойство, которое охватывало ее каждый раз, как только она выходила на улицу.
Потом это чувство конкретизировалось и обрело вполне зримые черты в образе малоприметного молодого парня, тщательно отворачивающего свое лицо, когда он, несмотря на все уловки, все же попадался на глаза девушке.
Паша немедленно сообщила о своих подозрениях Измайлову. Встревоженный командир поручил надежным людям, имевшим соответствующие связи, проверить личность навязчивого преследователя. Савельевой же было предписано до поры до времени ни с кем не встречаться.
Проверка подтвердила самые наихудшие опасения: парень оказался агентом гестапо, известным под кличкой «Сычик». Он пользовался репутацией упорного, настойчивого и смелого сыщика с хорошим «нюхом». То, что он «зацепил» Пашу, подтверждало, к сожалению, его репутацию.
Но выяснилось и другое. Агенты гестапо, завербованные гитлеровцами из числа предателей Родины, получали свои позорные сребреники «за голову». Между ними велась скрытная, но жестокая своего рода конкурентная борьба. Поэтому агент, напавший на след, обычно не сообщал о своей удаче начальству, пока не выслеживал все нити.
Отсюда следовало, что в гестапо, возможно, пока еще ничего о группе не знают. Значит, если убрать Сычика, подполье будет спасено. Но как? Пристрелить — проще простого. Но это наверняка приведет к следствию. А в гестапо работали отнюдь не дилетанты. Убрать нужно было незаметно, не вызывая никакого подозрения, что совершен акт справедливого возмездия над предателем.
Осуществить деликатную операцию взялся сам Виктор Измайлов.
В ближайший воскресный день Паша Савельева, позавтракав, весело напевая какую-то легкомысленную песенку, направилась в сторону городского пляжа. В правой руке она несла большую соломенную сумку, из которой выглядывал конец лохматого пестрого полотенца. Пройдя шагов сто, она достала из сумки пудреницу, раскрыла ее и мимоходом подправила помадой рисунок губ.
Так и есть! В зеркальце мелькнула знакомая фигура. Сычик!
«Следи, следи, — подумала девушка, — проверим-ка сегодня, как ты умеешь плавать…»
На берегу Стыри Паша выбрала местечко поуютнее, разделась и улеглась на песке.
Паша лежала на животе, подложив скрещенные руки на подбородок, голову прикрыла от солнца легкой кисейной косынкой.
Девушек в такой позе, с такими же косынками, с таким же кусочком бумаги, приклеенным на вздернутый носик, можно видеть в любой день на любом пляже мира.
Никто не обратил на девушку внимания. Не покосился в ее сторону и красивый, атлетического сложения молодой человек лет двадцати пяти, с крутыми завитками темных кудрей, спадающих на высокий лоб. Молодой человек сидел на песке метрах в тридцати от Паши и предавался традиционному пляжному занятию: жонглировал, и довольно ловко, двумя камешками.
На пляже, несмотря на отличную погоду, загорало всего несколько человек: в оккупированном Луцке людям было не до воскресного отдыха.
Прошло полчаса. На берегу появился еще один купальщик в синих плавках, неся в руках охапку одежды. Со скучающим видом он шагал по песку, высматривая, где бы присесть. В том, что парень присел именно возле одиноко загорающей девушки, не было решительно ничего удивительного, такое можно видеть опять же на любом пляже.
Все три участника предстоящей схватки были теперь на месте: Виктор Измайлов, Паша Савельева и Сычик. Но о том, что готовится схватка, знали только двое.
Еще через полчаса; когда солнечные лучи стали припекать совсем уже невыносимо, Паша встала, завязала на затылке косынку, чтобы не забрызгать волосы, и вошла в воду. Она зашла по грудь, оттолкнулась ногами от дна и поплыла по течению.
Почти сразу вслед за ней поплыл и парень в синих плавках. Еще через две минуты кудрявый атлет отбросил в сторону свои камешки, встал, лениво потянулся и тоже зашагал к воде.
Минут через двадцать девушка, стряхивая с плеч сверкающие капельки, вышла на берег. Она аккуратно вытерлась пестрым лохматым полотенцем и надела ситцевый сарафан. Не нагибаясь, она ловко поддела на ноги сандалии, собрала вещи в соломенную сумку и, напевая ту же песенку, с которой пришла, зашагала в город.
Потом вернулся на свое место и кудрявый молодой человек, оделся и тоже ушел с пляжа.
И никто, решительно никто не обратил внимания на сиротливую кучку одежды на том месте, откуда ушел в воду парень в синих плавках.
Сычика выудили из воды лишь на третий или четвертый день. На теле его не было никаких следов насильственной смерти. Шефу гестапо Фишеру было доложено, что агент Сычик утонул во время купанья по собственной неосторожности.
И снова текли будни.
Пока…
Химическая война… Эти зловещие слова впервые прозвучали в штабе отряда июньским днем 1943 года.
До войны о химической войне говорили много. Устраивали учебно-химические тревоги. Молодежь сдавала нормы на значок ПВХО. В центре значка был маленький эмалевый противогаз.
Но за эти два года войны мы, привыкнув к яростным бомбежкам, свинцовому ливню пулеметов, злым разрывам мин, как-то позабыли, что существует еще и такое оружие, как ядовитые газы.
Должно быть, поэтому Виктор Измайлов при очередном посещении нашего отряда доложил, в числе прочих новостей, как о чем-то мало вероятном:
— Один наш человек — официант в казино — слышал, как несколько немецких офицеров что-то говорили о химических снарядах.
Донесение поначалу меня не очень заинтересовало, тем более что Виктор не мог сообщить никаких деталей.
Однако, верный старому чекистскому правилу не оставлять ничего без внимания, я все-таки приказал Виктору Измайлову проверить этот первый слух по всем возможным каналам.
Мы попрощались. Измайлов четко повернулся на каблуках и зашагал от штабного «чума». Я глядел ему вслед и невольно любовался его походкой: легкой, бесшумной, быстрой. Так умеют ходить только настоящие пограничники и охотники. Да и во всей фигуре Виктора чувствовались какая-то гибкая, упругая сила, уверенность и вместе с тем неуловимая настороженность.
Не дано было мне предвидеть, что это наша последняя встреча. Прошло чуть более недели, и замечательного руководителя Луцкого подполья, бесстрашного советского разведчика Виктора Измайлова не стало.
Он погиб 7 июля 1943 года, когда возвращался с нашего партизанского «маяка» после передачи сводки свежей информации о передвижениях гитлеровских войск. На опушке леса его встретила засада бандеровцев.