Сухумовъ и теперь зажмурился и отвернулся отъ портрета, а затѣмъ вышелъ вонъ изъ диванной. Но благодаря этому портрету въ головѣ его зашевелились воспоминанія дѣтства. Съ шести-семилѣтняго возраста онъ не былъ въ этомъ домѣ, но теперь онъ началъ вспоминать и расположеніе комнатъ и уже прямо безъ указанія управляющаго вошелъ въ спальню бабушки. Какъ и въ, дни его дѣтства, передній уголъ занятъ божницей потемнѣлаго краснаго дерева съ иконами. Не горитъ только лампада передъ иконами. Посреди иконъ въ серебряныхъ окладахъ большой образъ Спаса Нерукотвореннаго темнаго письма, безъ серебрянаго оклада, только съ однимъ серебрянымъ вѣнцомъ. Онъ вспомнилъ, что бабушка особенно почитала этотъ образъ, вспомнилъ, что тоже боялся этого образа, всегда освѣщеннаго лампадкой съ краешками синяго стекла, дававшій лицу блѣдно-синій отблескъ. Вотъ и старинный туалетъ бабушки въ простѣнкѣ между двумя окнами, туалетъ тоже темнаго краснаго дерева на пузатенькихъ шкапчикахъ со столбиками во второмъ ярусѣ, между которыми вдѣлано зеркало, а въ столбикахъ по нѣсколько ящичковъ одинъ надъ другимъ. Вотъ у стѣны двухспальная кровать бабушки изъ краснаго дерева, покрытая голубымъ штофнымъ одѣяломъ, высокая, съ убранными подъ одѣяло подушками, съ штофными валиками въ головахъ и въ ногахъ. Когда умеръ дѣдушка, Сухумовъ не помнитъ, но бабушка его, овдовѣвъ, до самой своей смерти продолжала спать на этой двухспальной кровати. Вотъ и громадное бронзовое кольцо, ввинченное въ потолокъ, въ которое лѣтомъ продѣвался кисейный пологъ бабушки, закрывавшій всю кровать и оберегавшій бабушку отъ комаровъ и мухъ.
— Здѣсь я спать буду? — спросилъ Сухумовъ управляющаго.
— Гдѣ прикажете, Леонидъ Платонычъ, ваша милость, — отвѣчалъ тотъ. — Ладили мы вамъ въ маленькой спальнѣ около кабинета, постельку приготовить и кроватку поставили, потому тамъ и каморочка для прислуги, такъ чтобы къ прислугѣ ближе… Позвать прислугу и все этакое… Но гдѣ прикажете. Спальня бабенькина тоже теплая комната. Тутъ и шторки темныя и занавѣсочки, а только нѣтъ коморки для прислуги. Съ покойницей-то бабенькой вотъ тутъ на кушеточкѣ старушка Настасья Дмитріевна спала.
Сухумовъ еще разъ окинулъ спальню взглядомъ и сказалъ:
— Я здѣсь, на этой кровати спать буду.
— Слушаемъ, Леонидъ Платонычъ… Тутъ и приготовлять ничего не надо. Все готово. Только постельное бѣлье постлать.
Управляющій поклонился.
II
Въ большой столовой во вкусѣ ампиръ, съ буфетомъ краснаго дерева съ бронзовой отдѣлкой, на большомъ овальномъ раздвижномъ столѣ съ дюжиной тоненькихъ ножекъ былъ сервированъ одинъ приборъ. Къ столовой примыкала стеклянная галлерея зимняго сада, нынѣ уничтоженнаго, а потому въ столовой было ощутительно холодно, такъ что виденъ былъ паръ, выходящій изъ ртовъ при разговорѣ. Управляющій поклонился Сухумову и указалъ на столъ.
— Подзакусить если, батюшка Леонидъ Платонычъ, вамъ желательно, то обѣдъ для васъ готовъ. Не взыщите только, если стряпня моей жены-старухи вамъ не понравится.
— Пообѣдать надо, хотя аппетита настоящаго у меня еще нѣтъ. Но здѣсь ужасно холодно, не худо-бы протопить, — проговорилъ Сухумовъ, пряча руки въ грудные карманы своего толстаго охотничьяго пиджака изъ рыжаго верблюжьяго сукна.
— А вѣдь топили сегодня. Эта комната у насъ, ваша милость, вообще ненатопимая, оттого покойница бабенька ваша никогда здѣсь и не кушали. Въ спальнѣ своей онѣ всегда кушали.
— Ну, и я буду въ спальнѣ обѣдать. Велите тамъ мнѣ приборъ поставить на маленькомъ столѣ.
— Слушаю-съ… — снова почтительно поклонился управляющій и продолжалъ:- А насчетъ стряпни, Леонидъ Платонычъ, если долго у насъ здѣсь изволите остаться, то можно для васъ повара подыскать.
— Не надо, — отрицательно покачалъ головой Сухумовъ. — Я нездоровъ. Теперь аппетита у меня почти совсѣмъ не бываетъ. Буду доволенъ тѣмъ что у васъ сумѣютъ состряпать, только-бы была питательная ѣда. Кусокъ мяса, яйца, супъ, щи или похлебка — вотъ съ меня и довольно. Но я васъ попрошу разыскать мнѣ доктора… Разыскать и пригласить, если есть здѣсь такой поблизости.
— Есть, есть, баринъ. И хорошій докторъ есть… Нашъ земскій врачъ Нектарій Романычъ Кладбищенскій. Фамилія-то только непріятная… — улыбнулся управляющій. — Изъ духовнаго званія онъ… А какой хорошій человѣкъ. Жена моя, старуха, благодаря ему теперь только и свѣтъ видитъ… Параличемъ ее тронуло, языкъ, руку, ногу повредило — и выпользовалъ. Ходитъ теперь… Ногой приволакиваетъ, а ходитъ, дай Богъ ему здоровья. Прямо душу свою въ нее клалъ… Какъ мать надъ ребенкомъ первое-то время сидѣлъ. А фамилія — Кладбищенскій, ну, другіе и обѣгаютъ.