— Поскребышъ рода Сухумовыхъ… Безполезный отпрыскъ… — бормочетъ ему въ глаза съ сладенькой улыбкой мягкимъ полуженскимъ голосомъ родоначальникъ Сухумовыхъ въ атласномъ мундирѣ.
— А! Выродокъ Сухумовыхъ! — отчеканиваетъ павловскій адмиралъ.
— Вырожденіе, вырожденіе… — два раза сказалъ угрюмый прадѣдъ, хмуря брови и шлепая крупными губами.
Дойдя до стѣны, они стали уменьшаться въ объемѣ, слилисъ съ розетками обоевъ и какъ-бы скрылись въ нихъ, а розетки опять закружились, замелькали огнями радуги. Потолокъ сталъ спускаться вновь.
Сухумову становится необыкновенно тяжело. Ему до боли что-то давитъ грудь. Онъ пробовалъ вскрикнуть, но не могъ и чувствовалъ, что только стонетъ.
— Баринъ! Ваше высокородіе! Леонидъ Платонычъ! Очнитесь! — слышитъ онъ надъ собой голосъ и видитъ, что около постели его стоитъ камердинеръ и трогаетъ его за плечо.
Сухумовъ дѣлаетъ тяжелый вздохъ и произноситъ:
— Я не спалъ… Я все чувствовалъ… Но не могъ подняться… Какой у меня жестокій кошмаръ былъ!.. Дай халатъ… дай воды холодной…
Сухумовъ одѣлся и сѣлъ въ кресло, продолжая тяжело дышать. Онъ маленькими глотками пилъ воду.
— Не надо ни смотрѣть на эти портреты, ни разговаривать о нихъ и даже не думать, пока не поправлюсь и нервы совсѣмъ не окрѣпнутъ, — разсуждалъ Сухумовъ, снова укладываясь въ постель. — Да и дневникъ бабушки покуда слѣдуетъ куда-нибудь подальше запрятать.
Ночь имъ была проведена относительно спокойно.
Поліевктъ, инстинктивно догадываясь о содержаніи сновидѣній Сухумова, на утро, подавая ему молоко, участливо спросилъ:
— Покойнички съ портретовъ вамъ, Леонидъ Платонычъ, все снятся?
— Да… Неотвязчивый кошмаръ… Я даже чувствовалъ, что я не спалъ, когда это случилось, — неохотно отвѣчалъ Сухумовъ.
— Простите мое глупое разсужденіе, баринъ, продолжалъ Поліевктъ послѣ нѣкоторой паузы. — Простите… Но мнѣ кажется, что они у васъ панихидки просятъ. Лежать имъ трудно — вотъ они и просятъ.
— Что за вздоръ ты городишь! — огрызнулся на него Сухумовъ.
— Нѣтъ, иногда это бываетъ… А вѣдь попробовать не трудно. Ну, что панихидка? По здѣшнему мѣсту она стоитъ пустяки… Священникъ недалеко… А отслужите по старичкамъ панихидку — они и успокоятся.
Сухумовъ, молча, отвернулся отъ камердинера.
Подъ вечеръ пріѣхалъ докторъ Кладбищенскій.
XIX
— Ну, какъ вы себя чувствуете? — спросилъ докторъ, входя къ Сухумову холодный, съ раскраснѣвшимся отъ мороза и вѣтра лицомъ, съ мокрой отъ инея косматой бородой и подалъ ему руку.
Сухумовъ былъ радъ пріѣзду доктора и отвѣчалъ:
— Чувствую я себя сейчасъ не совсѣмъ плохо. У меня и аппетитъ кое-какой появился, и сонъ сталъ лучше, но прибавилось вотъ какое непріятное обстоятельство.
И Сухумовъ разсказалъ доктору о безпокоившихъ его снахъ, гдѣ дѣйствующими лицами являлись его предки.
Докторъ покачалъ головой и сталъ считать пульсъ у Сухумова, взявъ его руку.
— И знаете, докторъ. это были даже не сны, а кошмары какіе-то, — продолжалъ Сухумовъ. — Въ послѣднемъ случаѣ, то-есть вчера, я даже и не спалъ, кажется, потому что слышалъ какъ храпѣлъ мой человѣкъ, ночевавшій въ одной со мной комнатѣ.
— Ну, это вамъ только такъ показалось.
— Однакоже, я хотѣлъ вскрикнуть, хотѣлъ подняться, но голоса не было и были парализованы движенія.
— Гмъ… Это явленіе обыденное въ началѣ сна… Вѣдь случилось это вскорѣ послѣ того, какъ вы легли?
— Да. Но когда я легъ, я еще читалъ съ полчаса… Потомъ почувствовалъ утомленіе и отложилъ книгу…
— Все-таки въ началѣ сна. Такъ это и бываетъ. Кошмары всегда въ началѣ сна… Когда человѣкъ погружается въ болѣе глубокій сонъ, кошмары не бываютъ. Вы знакомы съ книгой Мори «Сонъ и сновидѣнія»?
— Нѣтъ.
— Ну, я вамъ дамъ прочесть. У меня есть русскій переводъ. Но дамъ тогда, когда нервы ваши хорошенько окрѣпнутъ. Теперь вамъ надо читать только что-нибудь легкое… У васъ библіотека есть послѣ бабушки. Посмотрите, не найдется-ли тамъ Диккенса. Вотъ и читайте. Диккенса, Теккерея… Да главное, о предкахъ-то своихъ не думайте, и на портреты ихъ не смотрите, и не разговаривайте объ нихъ. Вы не ходили послѣ случая, бывшаго при мнѣ, въ портретную комнату?