— Бросьте, отецъ Григорій! — остановила его Раиса. — Развѣ господину Сухумову интересно выслушивать жалобы! И если-бы еще онѣ были справедливы! А то вѣдь все это неправда…
— Неправда? Неправда? — хриплымъ голосомъ закричалъ старикъ. — А гдѣ у меня сапоги? Гдѣ у меня калоши? Дочка говоритъ: «вы, говоритъ, батюшка, все-равно зимой на улицу не выходите»… Анъ вретъ!
Старикъ затрясся.
— Вы лучше-бы пошли къ себѣ за перегородку да прилегли… Давно вѣдь ужъ здѣсь сидите… — предложила старику Раиса. — Право пошли-бы…
Старикъ пошамкалъ губами, повращалъ глазами и ужъ спокойно отвѣчалъ:
— Веди…
Раиса подошла къ нему, взяла его подъ руку, помогла приподняться изъ-за стола и повела въ сосѣднюю комнату. Старикъ еле переступалъ. Вернувшись оттуда, она съ легкой улыбкой сказала Сухумову:
— Не въ здравомъ умѣ вѣдь у насъ дѣдушка-то. Давно вѣдь ужъ такъ… Иногда, вѣрите-ли, какъ дитя…
— Да это видно, — кивнулъ Сухумовъ.
— А только и блажитъ-же иногда! Мученье. На весь домъ тоску наводитъ, — прибавила она и опять сѣла.
— Я, кажется, совсѣмъ помѣшалъ вамъ, — началъ Сухумовъ. — Вы дѣтей учили…
— Да… Но это что! Можно и въ другой разъ… Можно и послѣ обѣда… У меня и у нихъ времени всегда много… — говорила она. — Да къ тому-же я и учу и что-нибудь другое дѣлаю… Вотъ сейчасъ… Они читали, я слушала и салфетку вязала.
И Раиса кивнула на лежавшее на столѣ вязанье.
— Скажите, но отчего-же они въ училищѣ учиться не хотятъ? Вѣдь у васъ есть здѣсь училище, — проговорилъ Сухумовъ.
— А я-то на что? Вѣдь и я могу… такъ зачѣмъ-же имъ ходить и студиться на морозѣ? — спокойно отвѣчала Раиса. — Кромѣ того, и мнѣ это практика… Вѣдь я кончила на церковно-приходскую учительницу. У меня свидѣтельство… Я мѣсто ищу… Когда-нибудь и придется учить въ школѣ.
Вошла попадья Настасья Сергѣевна и сейчасъ-же въ прихожей раздались шаги отца Рафаила, вернувшагося съ урока. Его привѣтствовалъ радостный лай пса Гусара.
XXIV
Сухумовъ передалъ отцу Рафаилу вино, посидѣлъ еще съ четверть часа, выкурилъ папиросу и сталъ отправляться домой. Семья священника радушно удерживала его остаться обѣдать, попадья сообщала ему, что у нихъ и сегодня пирогъ, но онъ не остался даже и чаю выпить, хотя Раиса и внесла уже на подносѣ два стакана чаю.
— Во-первыхъ, чай мнѣ запрещенъ, а во-вторыхъ, боюсь я простудиться на морозѣ сейчасъ послѣ чаю, — оправдывался Сухумовъ.
Вся семья священника вышла провожать его въ прихожую.
— Чай запрещенъ! — дивился отецъ Рафаилъ. — Вотъ ужъ это удивительно! Что можетъ быть безвреднѣе чаю! Мудрятъ доктора, прямо мудрятъ. Докторъ Кладбищенскій мой пріятель, а ужъ и у него умъ за разумъ зашелъ.
— На нервы дѣйствуетъ, — говорилъ Сухумовъ, надѣвая калоши.
— А вы отъ нервовъ попейте черничнаго листа. Прелесть. Какъ рукой сниметъ. Я, кажется, говорилъ вамъ о черничномъ листѣ. Попробуйте. Вѣдь у насъ есть много-народныхъ средствъ, которыя доктора не любятъ употреблять. Хуже не сдѣлается, а авось и облегченіе получите.
Надѣвъ на себя шубу, Сухумовъ сталъ звать отца Рафаила къ себѣ въ гости.
— Соберитесь какъ-нибудь вечеркомъ всей семьей. Вы, супруга ваша, племянница.
— Ей? — удивился отецъ Рафаилъ, кивнувъ на жену. — Да развѣ ей можно куда-нибудь отлучиться на цѣлый вечеръ! Да у насъ крыша съ дома слетитъ, вотъ какой кавардакъ надѣлаютъ. Да и тестъ старикъ. Онъ хуже ребенка!
— Кажется, ужъ вы очень преувеличиваете. Но если это такъ, то хоть съ племянницей пожалуйте. Она просила прислать ей что-нибудь почитать. Библіотека у бабушки очень старая, книги все старинныя и я, право, затрудняюсь выборомъ, такъ вотъ кстати она что-нибудь и выберетъ.
— Ахъ, Боже мой! Но если ничего нѣтъ для чтенія, такъ будемъ читать что-нибудь и старое, — сказала Раиса.
— Ну, вотъ и прошу васъ придти выбрать. А мнѣ своимъ посѣщеніемъ вы доставите большое удовольствіе.
Сухумовъ сдѣлалъ общій поклонъ и, нахлобучивъ шапку, вышелъ въ сѣни.
— Гостинца-то не забудьте прислать, что обѣщали, — послышался ему вслѣдъ голосъ младшаго сынишки священника.
— Пришлю, пришлю, мой милый, — откликнулся Сухумовъ, не оборачиваясь и тутъ-же услыхалъ визгъ ребенка, очевидно получившаго подзатыльникъ отъ кого-нибудь изъ родителей.
«Дѣвушка не мудрая, но миленькая, очень миленькая, — разсуждалъ Сухумовъ, возвратившись къ себѣ домой. — Имѣетъ свидѣтельство на сельскую учительницу, читать любитъ. Но ей — я воображаю, какъ скучно здѣсь, хотя она и привыкла къ деревнѣ! Вѣдь молодостью дышетъ, жизнью.»