В конце смены к Семену подошел профорг цеха Квасков, старый рабочий, отличавшийся превосходным знанием столярного дела и необычайной словоохотливостью.
— Слушай, тезка… — Он всегда так начинал разговор с Земеровым, потому, видимо, что сам был Семенычем, а Земеров — Семеном. — Ну, так как все-таки насчет нагрузки?
Профоргом Семеныча избрали месяца три назад, и с тех пор он без конца пристает с нагрузками.
— Ты плакаты писать умеешь? Нам надо пяток плакатов написать.
— Да что вы! — торопливо заговорил Семен, боясь, как бы профорг и в самом деле не «всучил» ему какую-нибудь нагрузку. — Я так напишу, что обсмеются все.
— Не умеешь?
— Не умею.
— Гм. А ты пробовал ли?
— Пробовал как-то.
— Где?
— Когда в школе учился.
— А ты сейчас попробуй.
— Да что вы в сам деле! Какой я художник…
— Ну ладно…
— Я вообще не умею писать, — добавил Семен и покаялся, потому что Квасков тотчас налетел на него коршуном:
— Как это не умеешь? Ты сколько кончил?
— Ну, восемь.
— Ишь! — хохотнул Семеныч. — Я вот только три, в четвертом-то и на пороге не побывал, а умею. А тебе с восемью-то классами надо лекции читать.
— Я перезабыл все.
— Чего перезабыл?
— Грамматику всякую. У нас столько людей грамотных в цехе.
— А ты, значит, неграмотный?
— Чего вы ко мне пристали? Сказал — не умею.
— Хорошо. Дадим тебе другое поручение. В воскресенье будет массовое гулянье. Весь комбинат поедет за город. Слыхал? Ты, говорят, музыкант? Так вот, организуй самодеятельность от нашего цеха. Понял? Подбери ребят, которые играют на чем-нибудь, поют, пляшут и всякое такое. Давай!..
— В воскресенье я не могу. В воскресенье у меня дома работа.
— Ты что, совсем не хочешь ехать?
— Давайте как-нибудь после поговорим, Семеныч. А то мне надо с этим кончать скорее. — Семен показал на доски, которые обстругивал.
— Тогда подбегай ко мне после смены.
— Да боже мой! — взвыл Земеров. — Не могу я сегодня, некогда мне.
— С тобой говорить, знаешь, только выпимши, — окончательно рассердился Семеныч и пошел злыми шагами — резкими, шумными.
Земеров был одним-разъединственным рабочим, с которым напористый профорг ни о чем толком не мог договориться.
— Нашел тоже кому предлагать, — сказал Семенычу молодой столяр Коля Чубыкин, нисколько не беспокоясь о том, что Земеров услышит его. — Это ж типус, дай бог.
Чубыкин работал по соседству с Семеном, делал мебель. Он терпеть не мог Семена, глядел на него, будто на змею гремучую — настороженно и холодно. Но не всегда было так. Поначалу плясуна, весельчака Чубыкина тянуло к Земерову, о котором говорили, что он будто бы умеет играть на гитаре. В цехе в обеденный перерыв Коля крутился рядом и подсовывал Семену гитару, приглашал в клуб и к себе домой (Семен не был ни там, ни тут), а однажды в выходной безо всякого-якого заявился к Земеровым. Заявился шумный, с улыбкой. Увидел Пелагею Сергеевну — и улыбка стаяла. Семен в тот день спешил доделать свинарник и, видимо, не мог скрыть досады.
— Я хотел тебя позвать в клуб, — сказал Коля. — Там струнный оркестр организуется.
— Есть когда тут чепухой заниматься, — недружелюбно отозвалась Пелагея Сергеевна и отшвырнула попавшее под ноги полено.
Потом, когда Чубыкин уйдет, Семену станет вдруг стыдно, а сейчас он только и ждал того, чтобы гость побыстрее убрался. Семен видел, что Коля и рад бы уйти, но сидит из приличия, говорит, о чем придется, и посматривает на пыльные ковры, понавешанные и разложенные, где надо и не надо, на сундуки — их было более десятка, на иконы, на собаку, которая так и заливается во дворе.
С тех пор Чубыкин не подходил к Земерову…
У Семена было отвратительно на душе, когда он после смены шагал к автобусу.
— Чего сгорбился, старик? — услышал он голос шофера Яшки Караулова.
Слыл Яшка циником и нахалом.
— Чего этот старый трепач к тебе приставал? Я как раз по цеху проходил.
— Почему трепач? С нагрузками все…
— Пошли его к чертовой матери. Слушай, вкалываем мы с тобой на одном комбинате и живем, можно сказать, рядом, ты на Пристанской, я на Партизанской, а знать друг друга не знаем. Ты откуда прикатил в наши края?
Семен сказал, что из Восточной Сибири.
— Дом свой ты здорово обладил, — одобрил Яшка. — Слушай, что будешь делать в субботу вечером? У меня дружок есть, Ленька Сысолятин. Мы с ним выпить маленько решили. Приходи на часок. А то сидишь, как сыч, ядрена Матрена.