Выбрать главу

И вдруг умолкла киянка, Кирила не вышел на работу, и тарасовцы это тотчас заметили. «Куда делся Кирилка? Что случилось с жестянщиком, — на работу он не вышел? — говорили тарасовцы друг с другом. — Может, напился и угодил в отрезвитель, а?» Ответ на вопросы не заставил себя долго дожидаться. Нашлись дотошные осведомленные люди, которым стало известно, что Кирила занят, шибко занят. Сидит у себя дома на Загорной и днем и ночью, пишет.

— А что пишет, кляузу, может, на кого?

— Книгу пишет.

— Книгу! Вот чудо-то! Жестянщик пишет книгу...

— Пишет. Ночью не спит — пишет. На работу не вышел второй день.

— Ну, дела! А про что его книга?

— Про Тарасов, про наш город, вот про что.

— Ого! А что можно написать про наш город? У нас как война окончилась, ничего больше не случилось, тихо, славу богу, живем. Никому ничего не написать про наш город.

— Кто знает, может, и напишет... Ему, Кирилке-то, жестянщику, Романыч помогает, учитель, а у него голова большая.

— Учитель жестянщику помогает?

— Как есть помогает, пишет за него. Сам к нему, к Кирилке, ночью на днях приходил, до утра сидели, разговаривали...

— Чудаки, ха-ха, один малый, другой старый...

По городу ползли слухи, тарасовцы собирались группами и судили-рядили новоявленных писателей: про дураков пишут, про юродивых...

— Как то есть про дураков?

— Про них, про дураков. Хватит, говорят, про умных писать, надо и про дураков сочинить. Дураки тоже, говорят, люди.

— Ой-ой, про дураков! А сами-то они кто такие в таком случае?

— Вот то-то и оно...

Книга про юродивых писалась несколько недель. За это время Кирила часто не выходил на работу, и у управляющего «Бытснаба» составилось самое нелестное мнение о молодом жестянщике. Из отдела кадров управляющий затребовал личное дело Масленникова, но не нашел в нем ничего предосудительного. Происходил Масленников из коренных тарасовцев. Дед его Авдей, уличное прозвище Позара, был знаменитый кузнец. Отец — Семен Авдеевич жестянщик, к тому же он и сына приохотил, Кирилу. В армии Кирила служил в аэродромных мастерских — жестянщиком. Приехал домой — поступил в «Бытснаб». Дорога у парня ясная, четкая, жестяная, трубная, — откуда в нем прет бумагомарательство? — вот о чем размышлял управляющий, листая тощенькое личное дело жестяных дел мастера.

Если бы прогулы Кирилы были связаны с пьянкой, то управляющий давно бы принял соответствующие меры. А тут как применишь строгости, если работник занят писанием книги! Накажи его, чего он заслуживает, найдутся заступники, скажут, талант не рассмотрел, вот и отбивайся. «Лучше погожу, — решил управляющий, захлопывая личное дело Кирилы. — От наказания он никуда не денется».

Между тем работа над книгой подходила к концу. Воскресенская гора, острог и башни, и камень, на котором сидел вечный юродивый, — все описано подробно, просто, доходчиво и основательно. И имена юродивых, по векам, хронологически проставлены, и годы указаны, когда они юродствовали у подножья Воскресенской горы. И даты, когда какие воеводы и ландраты-коменданты правили городом и острогом и всей подвластной провинцией, уточнены и указаны. Даны также и сведения о том, оправдалось ли юродство юродивых, ниспослана ли свыше кара на того злодея, на которого указывал юродивый перстом указующим. Книга получилась полная и интересная. Кирила уже готовился написать на последней странице долгожданное слово «конец», но тут снова вмешался со своими документами, найденными в архиве, дотошный Романыч. И опять начались переделки, дописывания, вклеивания листков, уточнения и т. д. А потом для окончательной корректировки рукопись забрал к себе Романыч и сидел над ней полторы недели. После его вмешательства рукопись представляла собой бесформенную груду бумаг, склеенных листов; листы черны от поправок, иные страницы совсем перечеркнуты, вместо них написаны новые. Кирила почувствовал испуг: что сотворил с рукописью Романыч! — но тот успокоил: все в порядке, молодой человек! Отдадим на перепечатку, посмотрим, что получилось.

Перепечатывала рукопись старушка-пенсионерка на допотопном «Ундервуде», а молодые машинистки ни из городского Совета, ни из сплавной конторы за рукопись не взялись: слишком мелко и непонятно написано. И смысл многих слов: съезжая изба, ландрат, острог, наугольная башня, писец, дьяк, подьячий, грамотка, отписка, скаска и др. — им был непонятен.