Когда они приехали. Салима ожидала в столовой. Расположенная недалеко от их апартаментов, эта комната выходила на веранду, оборудованную под зимний сад. Кактусы делили здесь пространство с олеандром, а все вместе это образовывало одно из самых привлекательных нагромождений.
Лорин была в нерешительности, как ей себя держать, когда свекровь дала ей знак занять место напротив себя.
Одетая в светло-голубое сари, она носила очень красивое украшение, обвивающее шею.
- Салям алейкум, - сказала она, складывая ладони.
Лорин обожала это приветствие, которое обозначало - здравствуйте. Немного смущенная приемом, она в свою очередь поприветствовала ее, не проронив ни слова.
Почти сразу же Салима обратилась к своему сыну на урду. В рамках установленных традиций и обстоятельств эта пожилая женщина была наделена некоторой загадочностью. В чертах ее лица отражалась сильная воля. Что скрывалось за этой бесстрастной маской?
Находясь в несколько подавленном состоянии, Лорин позволила себе посмотреть в сторону Менсура в тот момент, когда Селим принес первые блюда.
Прельщенная супом с кориандром и рубленым мясом, сдобренным перцем, она принялась есть, рассеянно прислушиваясь к замечаниям, которыми обменивались между собой мать и сын. К концу трапезы Салима обратилась к Лорин:
- Вы довольны своими комнатами? - спросила она.
После столь краткого и обыкновенного обмена любезностями Салима удалилась. На пороге комнаты она обернулась, чтобы предупредить Менсура о том, что из близких на ужине, наверное, будет Фуад. Затем она вышла с весьма достойным видом.
Буквально в ту же секунду Лорин взорвалась:
- Ну, решительно, покорность просто обязательна для окружения твоей матери!
Немного смущенный, Менсур попытался объяснить:
- Салима в возрасте. А дом всегда был ее вотчиной.
- Кто этот Фуад?
- Фуад Улема-шах? Я полагал, что ты его знаешь.
- Он не оставил во мне неизгладимого впечатления. В этой связи не думаешь ли ты, - продолжила она раздраженным голосом, - что можно обойтись без моего присутствия сегодня вечером?
- Сегодня вечером? А что? Ты хочешь куда-то пойти?
- Никуда. Но мне хотелось бы самой решать, чем заниматься. С тех пор, как я здесь, если не ты распоряжаешься в своем птичнике, то твоя мать устанавливает законы.
- Лорин, прошу тебя. Давай не будем начинать все сначала. Фуад давно привык приходить, когда хочет, и...
Она прервала его в бешенстве:
- А если у меня нет желания принимать его... В конце концов это твоя мать его пригласила, так пусть она и оказывает почести.
- Но ты его не знаешь. Подожди, по крайней мере, пока не увидишь его. Она нервно прохаживалась по комнате.
- Ты и вправду можешь вывести из себя. Я еще раз говорю, что дело не в том. Мне хотелось бы иметь возможность выбирать друзей, видеть кого хочу, а не жить под диктовку.
- Конечно, я понимаю, но мне трудно отказать Фуаду... И еще: он конечно же будет не один.
- О! Еще пуще!.. Ты рассчитываешь каждый вечер ждать кого-нибудь к ужину?
- Здесь это принято.
Вне себя Лорин подошла к оранжерее и услышала чей-то крикливый голос: "Салям алейкум!"
Она попятилась и обернулась, подумав, что вернулась свекровь. Удивившись, что никого не было видно, она в недоумении посмотрела на Менсура. А тот умирал от смеха, указывая рукой на одно из деревьев.
Только тогда Лорин заметила великолепного попугая, который обосновался в гуще листвы.
"Салям алейкум", - повторила птица пронзительным тоном.
Сбитая с толку, Лорин опять взглянула на Менсура.
- Это Яков! Он всегда находится в обществе матери, которой очень хорошо подражает.
- Действительно, я это заметила. - Теперь и на нее нашел приступ безудержного хохота. - Попугай! - повторила она. - Попугай, по имени Яков!
- Точно так. Мы нашли его в Яковабаде - самой жаркой точке Пакистана. Было пятьдесят градусов в тени. Он умирал от жажды и был серым от пыли. Мама приютила его. Я думаю, он был ей за это весьма признателен. Лорин пожала плечами.
- Твоя мать, повсюду твоя мать! Даже в жизни этого бедного животного, который от нее зависит!
Столкнувшись с такой активной недоброжелательностью, Менсур вновь принялся смеяться.
Уже спокойнее Лорин смотрела на него какое-то время, а потом повернулась спиной.
Поскольку она собиралась выйти, он крикнул ей:
- Не забудь... В шесть часов вечера мы должны показать старый город Дэвиду.
- О нет! Это уж без меня.
Она выдержала какое-то мгновение его взгляд, а затем захлопнула за собой дверь.
Глава 3
Лорин укрылась в своей комнате, надеясь, что Менсур найдет ее там. Однако вскоре она поняла: либо у него не было желания побыть с ней наедине, либо у него работа, как бы то ни было, но он так и не поднялся к ней. Полная разочарования, Лорин вытянулась на своей постели.
Она не могла уйти от мыслей о муже. Где он был? Почему его не было рядом с ней? Он сам признавал, что в это время было слишком жарко, чтобы заниматься чем-либо.
Она закрыла глаза. Достаточно было вспомнить о Менсуре, и накатило волнение. Накануне он обнял ее с таким жаром, от которого, когда она об этом думала, все еще охватывало возбуждение. Она ощущала на себе его руки, эти руки, стискивающие с таким желанием, что все ее существо трепетало.
А между тем отдельные элементы его поведения ускользали от нее. Она полагала, что знала его, догадывалась, каков он, и вот теперь неожиданно для себя осознала, что перестала что-либо понимать.
Менсур был человеком взвешенным, всегда владеющим собой, но способным на вспышки, которых она подчас опасалась, хотя он ни разу не предоставил ей случая ощутить их на себе.
Пока они были в Лахоре, она поначалу видела, как между ними рождается определенное согласие, но вместе с тем она смутно чувствовала, что его личность ускользает от нее. На чем основывалось подобное впечатление? Она бы не смогла ответить, но опасалась, как бы он не отдалился от нее.
Она вздохнула, понимая, в какой степени он завоевал ее сердце. Его обаяние, обостренное той чувственной атмосферой, в которой они пребывали, более чем когда-либо восхищало ее. С другой стороны, она находила его также и более непримиримым, менее доступным, что делало их взаимоотношения не во всем однозначными.