По окончании обеда нас ждал приятный сюрприз. Около самого лагеря был разложен громадный костер, дрова для которого были доставлены специально на этот случай из Канджута, лежащего по ту сторону Гиндукуша! Костер зажгли, и пламя его озарило всю окрестность с белыми палатками.
При этом свете представители всех народностей, подвластных англичанам и входивших в состав их эскорта, исполнили свои национальные танцы; танец с саблями произвел при зареве костра особенно сильное, почти жуткое впечатление. Мы созерцали зрелище, сидя на расставленных полукругом стульях и попивая пунш и другие напитки, которые разносились слугами с тюрбанами на головах.
13 сентября рано утром английские пундиты сняли нас всей группой, и затем начались крепкие прощальные рукопожатья. Англичане направлялись к югу через проход Дар-кот в Кашмир и дальше в Индию, а русские к северу. Генерал Джерард последовал за своим русским коллегой, имея в виду совершить путешествие по России, а лейтенант Майльс, стоявший в Гильгите, получил позволение отправиться на Памирский пост. В этот день мы сделали только 22 версты до киргизского аула Ак-таш, где снова разбили лагерь и провели еще один приятный вечер.
Я не мог принять любезного приглашения генерала Повало-Швейковского сопровождать его в Маргелан, — это уж слишком выходило из рамок моей программы. И как ни интересно было бы целый месяц путешествовать по Памиру при таких необычайных условиях и затем присутствовать при торжественной встрече, ожидавшей, как я знал, английского гостя в Маргелане, я устоял против искушения, вспомнив о том, что прибыл сюда не ради удовольствия и что мне уже знаком тот путь, по которому направится генерал.
В высшей степени заманчивым было и любезное приглашение генерала Джерарда отправиться вместе с англичанами и полковником Гольдиш в Индию. Я не знаю, что привлекало меня в данном случае больше — самая страна, окутанная дымкой легенд, или общество полковника, знаю только, что мне очень трудно было преодолеть это искушение, и я расстался с полковником, в котором успел оценить благородного, любезного и полного достоинств человека, с чувством живейшего желания поскорее встретиться с ним вновь.
Итак, чувство долга восторжествовало, и я направился к востоку. Меня ожидало много дела в пустынях, около Лобнора, в Северном Тибете, да и почта из Швеции, ждавшая меня в Кашгаре, притягивала меня немало. 14 сентября я сердечно распрощался с обоими генералами и офицерами, которые скоро скрылись вдали, и направился со своим караваном к пустынным безмолвным горам, составляющим восточную границу плато Памира.
Теперь все эти события — достояние истории англо-русской политики в Центральной Азии. Оба государства стали теперь бок о бок на Памире, где не осталось больше областей «без хозяина», никаких нейтральных «буферов», и киргизы, так же, как и афганцы, не могут уже без паспорта переходить новую пограничную линию.
Последняя ли это была комиссия, окончательно ли решен вопрос об англо-русской границе в Центральной Азии? Можно надеяться, но… судьба Персии еще не решена, да и как знать вообще, какие перемены несет с собой будущее?
III. Через четыре горных хребта
Из Ак-таша мы направились к востоку и в тот же день перешли через перевал Лакшак (4645 метров) в Сарыкольском хребте, а заночевали в Кен-шебере по ту сторону перевала, где стоял караул из восьми таджиков и двух китайцев.
Тропинка, то и дело исчезающая между рухнувших глыб, ведет на северо-восток через Шинди, поперечную долину, глубоко врезавшуюся в Сарыкольский хребет. Дорога прескверная. Часто мы едем под нависшими сводом скалами, испещренными бесчисленными трещинами и готовыми рухнуть. То и дело приходится переезжать через прозрачный голубоватый ручей, журчащий между гнейсовыми глыбами. Наконец пошел гранит, впадина Шинди открылась треугольником в широкую долину Тагдумбаш, ручей разделился на множество рукавов, орошающих поля, и мы разбили палатку неподалеку от крепости Таш-курган.
Итак, мы оставили позади себя первую из меридиональных горных цепей, точно бастионы ограждающих Памир с востока, а 16 сентября — и вторую, перевалив через Сергек. Добыть проводника оказалось не так-то легко. Таджики отказывались под предлогом полевых работ, а на самом деле опасались гнева Мидарина, если проведут европейца через этот перевал, имеющий важное стратегическое значение. Наконец нам удалось найти человека, который последовал за нами пешком, но и тот отстал, как только мы достигли перевала, и больше о нем не было ни слуха ни духа.