Я заявил ему, что он вор и что, если бы он попался при таких обстоятельствах в руки китайского амбаня, ему пришлось бы плохо. Теперь же он, дабы внушить ему и его товарищам, что нельзя безнаказанно так обходиться с европейцем, присуждался лишь к двенадцати ударам розгами. В этом я разошелся с моими верными слугами, которые находили, что ему следовало задать основательную порку. Кроме того, я заявил, что воры должны искупить свое недостойное поведение трудом и ночи, ради безопасности, будут проводить связанными. Далее, они обязаны были: заплатить Парпи-баю, Гамдан-баю и Исламу из Керии жалованье за потраченные на погоню три дня, сопровождать нас, пока нам это будет нужно, и при расчете вполне подчиниться моим условиям: я заплачу им столько, сколько они заслужат своим поведением.
Сцена суда вышла очень живописной. Люди стояли перед палаткой, молча, закутавшись в шубы, слабо освещенные светом луны и отблеском от свечки. Мало радости было наказывать беглецов, но они заслужили наказание, и их последующее безукоризненное поведение доказало, что мой приговор пошел им в пользу.
Разумеется, и люди и животные, участвовавшие в побеге и в погоне, изнемогали от усталости, и нам пришлось из-за них пожертвовать еще одним днем. Таким образом, в лагере № VIII мы провели целых три дня. Погода становилась зимней. После полудня в течение нескольких часов шел снег, а после 3 часов задул сильный северо-восточный ветер, опрокинувший мою палатку. Веревки так трещали и дергались, что я уже приготовился к такому казусу, и ничто в палатке не пострадало. В 8 часов по бокам палатки забарабанил дождь, потом опять все стихло.
Вечером вся окрестность оказалась под белым покровом снега. Только в речном русле выделялась в сумраке черная, извилистая линия реки. Всю ночь дул сильнейший северо-восточный ветер, палатку понемногу до того заносило снегом, что мне несколько раз приходилось выходить и сбивать снег, который к утру и образовал вокруг нее настоящий вал. Снег, однако, заметно задерживал тепло в палатке и уменьшал сквозняк. Только поздно утром 22 августа снежный буран прекратился, и мы могли выйти и поразмяться.
Прошли 22-го необычайно мало: всего 3,6 километра. Столь поспешный привал объяснялся тем, что мы хотели воспользоваться последним пастбищем. Держась левой стороны открывавшейся с востока долины, мы поднялись на площадку, где останавливался со своим караваном Лит-ледэль, и здесь разбили палатки. Караванные животные Литледэля оставили здесь столько помета, что в топливе недостатка не предвиделось. Помет сохраняется в этих областях удивительно хорошо, и мы сначала приняли его за свежий помет куланов. А между тем он лежал тут более года. Это доказывало, что в этих высоких поясах никогда не выпадает дождя, а только снег и град. Иначе помет скоро измельчился бы, высох и его развеяло ветром.
И сегодня около часу дня начался град. Злейший наш враг, однако, ветер, который подымается почти всегда в одно и то же время дня ежедневно, приносит градовые тучи и продолжается до вечера, а часто даже и всю ночь. Холодные струи его проникают в палатку и грозят задуть огонь, как ни стараешься защитить его. Да и ложе становится таким холодным, что, заползая в него, попадаешь как будто в ледник и долго, долго лежишь и щелкаешь зубами, пока наконец не согреешься.
23 августа. Рано утром меня разбудила вьюга. Я разбудил людей, и скоро караван был готов. Сегодня нас ожидал трудный переход. Предстояло перейти через Арка-таг по перевалу Литледэля, к которому взялся проводить нас Гамдан-бай.
Тихо подвигались мы гуськом по речной долине. В двух местах долина разветвлялась. Около первого разветвления нашли остатки одного из членов экспедиции Литледэля: высохший труп осла. Его мумиеобразное тело не подверглось разложению; целость его свидетельствовала также, что ни волки, ни хищные птицы не знали сюда дороги.
Итак, ясно было, что до сих пор мы от самого лагеря № VII шли по пути Литледэля.
Я с Эмин-Мирзой взошли на небольшой второстепенный перевал (5580 метров), находившийся севернее или левее первого; мы, к изумлению нашему, увидели, что следы наших лошадей, по обыкновению шедших вперед, направлялись к северу по боковой долине. Я тотчас понял, что Гамдан-бай, бывший теперь путеводителем, ошибся. Караван, однако, был уже настолько далеко, что окрики наши не могли достигнуть до слуха людей.