14 марта. От Кара-куля местность медленно повышается к югу, и скоро попадаешь в широкую долину, идущую между двумя расположенными по меридиану горными цепями, слегка покрытыми снегом. Здесь попалась нам могила киргизского святого Оксалы-мазар; на большом холме возвышалась куча камней, украшенная тугами и рогами.
Затем перед нами открылась долина Мус-кол, с подъемом к перевалу Ак-байтал. Снегу тут было мало, а почва вся усеяна продуктами выветривания.
Вечером я был очень любезно встречен на привале четырьмя одетыми в почетные халаты киргизами, высланными с Памирского поста. Они уже пять дней ждали меня тут с кибиткой, бараниной и топливом и сообщили, что в форту были очень обеспокоены моим замедлением. В самом деле, сугробы в долине Алая основательно задержали нас.
«Мус-кол» означает «Ледяная долина», а «Суок-Чубыр» (так называлось место нашего привала) означает, вероятно, «Холодная Сибирь», так как на тюркском наречии эта страна обыкновенно зовется «Чубыр». Если последнее истолкование верно, то по справедливости можно сказать, что оба прозвища очень метки, так как область эта отличается резкими зимними холодами и, кроме того, в долине наблюдается особенное явление, которое я сейчас опишу.
Река Мус-кол питается главным образом ключами, которые, замерзая зимой, покрывают все дно долины похожими на замерзшие горные озера, обширными, блестящими, как зеркала, ледяными полями, в которых ясно отражаются небо и горы. Самое большое из них имеет 3 километра в длину и 1 километр в ширину, и часть его льда не тает и летом. Мы проехали на середину его, чтобы измерить толщину льда. Вследствие давления с боков и напора воды снизу образовываются длинные, часто в метр вышиной бугры с трещинами наверху.
Всех ледяных озер было три, и на берегу самого маленького из них, где был разбит наш бивуак, возвышались два типичных «ледяных вулкана». Из ровной горизонтальной почвы бьют здесь два ключа; поздней осенью вода, разливающаяся кругом, замерзает, но самые ключи все бьют, и мало-помалу образуются высокие ледяные конусы на расстоянии метров 50 друг от друга. Один имел 6 метров высоты и 68 метров в окружности; другой 8 метров высоты и 206 метров в окружности. От жерла маленького вулкана шли четыре глубокие трещины, теперь наполовину наполненные льдом. Самый конус был из светло-зеленого льда, в котором можно было различить многочисленные слои, образовывавшиеся по мере застывания воды. Жерло было также затянуто белым, пористым льдом, и текущей воды, таким образом, не было заметно. Итак, это был «потухший вулкан».
Большой вулкан имел два конуса — один над другим. Весь он был покрыт сетью мелких перекрещивающихся трещин. Жерло его было также затянуто льдом, но вода нашла себе новый исток через одну из боковых трещин. Мои киргизы сообщили, что в этих двух местах каждый год вырастают по два таких вулкана, которые, однако, тают ранней весной.
Нынешнюю зиму они были больше обыкновенного. Вода, вытекающая из боковой трещины вулкана, застывает, точно лава, едва достигает берега ледяного острова. Вокруг нас расстилалась настоящая ледяная область; к сожалению, туман и снег застилали вид. Если глядеть на запад вдоль озера, можно вообразить, что стоишь у узкого морского залива. Горизонт, окутанный туманом, представляется удаленным бесконечно.
15 марта мы ехали по отлого подымающейся долине Мус-кол до самого конца ее, где сделали привал у северного подножья Ак-байтала, а 16-го перевалили через него на высоте 4682 метра, что стоило больших трудов и взяло десять часов времени. Восточный спуск с перевала очень крут, но затем местность опять отлого понижается до следующего привала в Корней-тарты. Мы потеряли еще одну из наших изнуренных лошадей, которая пала на Ак-байтале. Один киргиз купил ее шкуру у караванного проводника Ислам-бая за два рубля.
Корней-тарты — узкая долина, бока и дно которой наполнены продуктами выветривания, щебнем, гальками и целыми глыбами, между которыми извивается маленький ручеек, покрытый теперь толстым льдом. Нигде не было и следа растительности. Около Ак-гура (Белая могила) перед нами открылись упирающиеся в долину горы. Здесь встретил меня высланный комендантом Памирского поста толмач, татарин Куль Маметыев, в парадной одежде, увешанный шестью медалями, и подал мне письмо с приветом от коменданта. В некотором расстоянии виднелось небольшое русское укрепление; на северо-западной башне развевался русский флаг. Мы приблизились; 160 солдат и казаков выстроились на стене и приветствовали нас громким «ура». Около ворот меня сердечно встретил комендант, капитан Зайцев, с шестью офицерами. Для меня еще с неделю тому назад была приготовлена комната в офицерском флигеле, а для моих людей кибитка.