Касим был еще бодр, так как благоразумно воздержался от омерзительного напитка, который отравил Ислам-бая. Я взял с собой только два хронометра, колокольчик, компас, перочинный нож, карандаш, лист бумаги, коробку спичек, носовой платок, коробочку консервированных омаров, круглую жестянку с шоколадом и — скорее машинально, чем сознательно — сунул в карман десяток папирос.
Касим нес заступ, ведро и веревку — все, что нужно для рытья колодца. В ведре у него лежал курдюк убитой овцы, немножко хлеба и кусок запекшейся овечьей крови. Но впотьмах он забыл шапку, и я отдал ему свой носовой платок, которым он повязал голову, чтобы не подвергнуться солнечному удару.
От съестных припасов мало было толку: слизистая оболочка рта и глотки пересохла так, что глотанье сделалось невозможным. Если мы пытались съесть что-нибудь, кусок останавливался в горле и душил. Приходилось торопиться выбросить его назад. Чувство голода вообще совсем заглушается чувством жажды, которая, особенно в первые дни, так мучительна, что доводит почти до исступления. Но затем, когда тело перестает испускать испарину или когда испарение, во всяком случае вследствие сгущения крови делается почти незаметным, наступает постепенно увеличивающаяся слабость, которая и приводит к концу.
Ровно в полночь мы с Касимом покинули последние остатки нашего, недавно столь великолепного каравана. Мы, словно потерпевшие крушение среди моря, бросили обломки нашего корабля, чтобы попытаться вплавь достигнуть берегов, но мы даже не знали, как далеко находится берег.
Четыре последних верблюда лежали все с тем же терпеливо-покорным видом, тихие, смиренные, как жертвенные ягнята. Они тяжело дышали, вытянув шеи на песке. Ислам-бай и не взглянул нам вслед, но Джолдаш проводил нас удивленным взглядом. Он, верно, думал, что мы скоро вернемся; быть может, с водой, так как караван ведь оставался на месте, а мы вообще никогда не отделялись от каравана. С тех пор я больше не видал своей верной собаки и долго тосковал по ней.
Фонарь остался гореть около Ислама и некоторое время служил нам маяком, помогая определять пройденное расстояние и контролировать наше направление. Но вот слабый свет его погас за гребнями барханов, и нас со всех сторон обняла темная ночь.
XXVI. Спасены
2 мая. Покинув умирающий караван, я стал свободнее, ничто не стесняло, не задерживало теперь моего движения, и все дело было теперь в том, чтобы идти, идти, по возможности по прямому направлению. Мы с Касимом и шагали безостановочно два часа. Наконец ходьба по глубокому песку так изморила нас, что мы прилегли. Одеты мы были легко. Касим в одной куртке, в белых шароварах и сапогах; я в шерстяных исподних, в костюме из тонкой белой бумажной материи, в русской фуражке с козырьком и в высоких непромокаемых сапогах.
В 4 часа утра холод заставил нас очнуться; мы чуть не закоченели совсем. Быстрым маршем продолжали мы путь и шли пять часов без остановки. В 9 часов мы присели отдохнуть на час. Поднялся свежий ветер с запада, и благодаря навеваемой им прохладе мы могли пройти еще конец. Но в половине двенадцатого жара стала невыносимой; у нас просто темнело в глазах. В изнеможении упали мы на песок и целый день провели на обращенном к северу крутом склоне бархана, где песок не успел еще особенно нагреться.
С помощью заступа Касим вырыл яму под самым гребнем бархана и накопал охладившегося за ночь песку. Мы разделись донага, зарылись в этот песок, воткнули заступ у себя в головах и повесили на него наши платья, устроив подобие ширм для защиты от солнца. Теперь стало хорошо, прохладно. Но понемногу песок согрелся от теплоты нашего тела и от воздуха. Тогда мы сбросили с себя этот слой песку, и Касим, накопав свежего, посыпал им мое тело. Какая прохлада! Я как будто принял холодный душ в этой раскаленной атмосфере. Мы опять совсем зарылись в песок, из которого торчали только наши головы, которые мы тщательно прятали в тень, чтобы не получить солнечного удара. Комар и две мухи составили нам компанию; вероятно, их принесло ветром издалека.
Так мы лежали весь день молча, но заснуть не могли. В 6 часов вечера мы встали, оделись и еле поплелись дальше без сомнения, расслабленные этой сухой песочной ванной. Тем не менее мы шли с маленькими остановками до 1 часу ночи, когда опять свалились в изнеможении и заснули.