Когда Мирон, наконец, поднимает глаза, я спешу отвести взгляд в сторону, чувствуя, как краска заливает щёки.
— Обычно у меня спарринги с грушей, но раз уж ты здесь, то можешь надеть лапы. Посмотришь поближе и прочувствуешь, как я дерусь.
Я удивлена предложению, но киваю с согласием. Подхожу к нему и надеваю пару лап, пока Мирон обматывает свои кисти. Как только готовы, мы встаём друг против друга.
— Я просто подумал, если ты согласилась быть моим тренером, то мы должны сделать это правильно, — объясняет Мирон. — Скажи, если я слишком разойдусь.
— Всё в порядке. Я хочу видеть в реальном времени, что чувствует твой оппонент.
— Как скажешь. Но если понадобится перерыв, просто дай знать.
Мирон подпрыгнув, расслабляет плечи, разминает шею. Становится в стойку и начинает. Я сохраняю свою стойку, но не могу удержаться от лёгкого колебания, ведь чувствую мощь его первого удара. Ого…
Мы кружимся по рингу от силы минут тридцать, а у меня уже болят руки.
— Всё окей, мне не нужен перерыв, — я протестую, когда Мирон опускает сжатые кулаки.
— Ты хорошо это скрываешь, — он качает головой, — но я вижу по глазам.
— Мне приходилось и похуже, — я легко отмахиваюсь.
Мирон делает глоток воды и вытирает полотенцем вспотевшую шею. Не сводит с оценивающего взгляда и снимает лапы с моих рук.
— Как ты попала в уличные бои?
Его глаза пронизывают душу.
— Я уже говорила тебе. Мне нужны деньги для младшего брата.
Они серые.
— Нет, это «почему». Не «как». И почему твоему брату так сильно нужны деньги?
Поразительный и резкий серый цвет. Почти серебристый.
— Нет. Только по одному вопросу. И я могу задать вопрос в ответ.
Мирон закатывает глаза, и как я этого не замечала? Наверное, раньше я по-настоящему не оценивала его черты лица. Он встаёт передо мной так, что я не могу отвернуться. Серьёзный такой. Челюсти сжимаются в жёсткую линию, но Мирон всё равно кивает.
— Хорошо, — голос становится строже. — Тогда как?
— Парень, с которым я встречалась в старшей школе, познакомил меня с рингом. А как ты попал сюда?
— Что за подонок может втянуть девушку в это? Он был бойцом?
— Эй, эй, эй! — я кручу у него перед носом указательным пальцем. — Сначала ты ответь. И это засчитывается как два вопроса.
— Мне стало скучно, здесь боролся тот, на кого я равнялся. Я захотел сделать что-нибудь своё, — я киваю, довольная его ответом.
— Тот парень был супер-огромным подонком, и да, он много дрался, — я подхожу к окну. Следующий вопрос я, наверное, не смогу задать в упор. Мирон порой заставляет чувствовать себя уязвимо. — Почему ты всегда ведёшь себя так, будто терпеть не можешь находиться рядом со мной? Твои родители знают, что ты дерёшься?
— Вроде того. Они думают, что я тренируюсь только ради физической формы, а не дерусь в клетке. И я не испытываю к тебе ненависти, — я искренне удивляюсь, — ты просто загоняешь в тупик. Что случилось с тем парнем?
Вздрагиваю при воспоминаниях о нём. Я смотрю на безжизненный для меня город и волшебным образом ловлю в отражении блеск серых глаз, наблюдающих за мной.
— Он давно в прошлом. В тупик? Что это значит?
— Ты просто другая. Я не привык к таким девушкам, как ты, — конечно, обычно девушки не переодеваются в парней. — А что ты думаешь обо мне?
Я слегка прижимаюсь лбом к прохладному стеклу. Какой ответ он хочет услышать? Лестную ложь или правду?
— Когда я впервые встретила тебя, то подумала, что ты мудак, — резко, но честно. Мирон улыбается, словно ожидал такой ответ.
— А теперь?
— Я не знаю, — я перевожу взгляд с города на его лицо и прикусываю губу. — Ты загоняешь меня в тупик, — использую его же ответ с вызывающей усмешкой.
— Туше, Фина, — он шепчет едва слышно. Теперь Мирон стоит гораздо ближе ко мне.
— Почему ты сказал уволить меня? — я запрокидываю голову и прищуриваюсь.
Мирон заметно напрягается. Ему требуется несколько секунд, чтобы вернуть самообладание.