На меня откровенно давят. Конечно, она попыталась обвинить именно меня. Вините молодую девушку, которая не способна позаботиться о своём младшем брате, и, должно быть, связалась с головорезом! Она хоть допускала мысль, что это может быть наш отец?
Однажды, когда я была младше, я всё-таки попыталась рассказать об этом взрослым. Они отмахнулись от меня и сказали, что я просто выдумываю истории, чтобы привлечь к себе внимание. А этот ублюдок-отец уже через неделю перерезал мне предплечье, замахнувшись и полоснув осколком пивной бутылки. Мне пришлось самой останавливать кровотечение, ведь в больницу обратиться я боялась. Где врачи, там и полиция, органы опеки. Я только оканчивала школу и нас могли разъединить с братом по разным семьям. Отец угрожал причинить вред и Саму, если я что-нибудь скажу. Вот почему я до сих пор никому не говорю правды и прячу свои синяки.
В гневе откидываюсь на спинку стула, готовая в любую секунду встать и уйти из этого кабинета.
— Милая, здесь ты жертва. Ты можешь думать, что это любовь, но любовь не предполагает причинения боли другому человеку. Жертвы часто винят себя и…
— При всём уважении, я опаздываю на работу, — мне абсолютно не нравятся обвинения, брошенные в мой адрес. — И, между прочим, я прекрасно понимаю, что жестокое обращение никогда не является виной жертвы.
Я забираю рисунок с собой, аккуратно складываю его и сую в рюкзак. Выхожу из кабинета, не попрощавшись. Закрыть дверь с грохотом оказывается не так приятно, как мне хотелось бы.
— Фина? — Самсон поднимает на меня ярко-голубые глаза и с восторгом вскакивает со стула.
— Привет, приятель! — моя мрачная маска моментально исчезает, меняюсь в лице и натягиваю улыбку. — Как насчёт того, чтобы я отвезла тебя домой, малыш?
Самсон радостно кивает и мчится ко мне с рюкзаком, болтающимся у него за спиной, что делает его похожим на мальчика-черепашку.
До машины идём под неумолкаемые рассказы Сама о том, как прошёл день в школе и что нового он узнал. Жду, пока он усядется, и решаюсь поднять тему с рисунком.
— Ты знаешь, почему меня вызывал директор?
Самсон просто пожимает плечами. Боже, он сразу стал таким тихим! Это не есть хорошо. Фокус в том, чтобы научиться непринуждённо разговаривать о плохих вещах.
— Ты очень хорошо рисуешь.
— Вчера учитель дал мне немного бумаги и набор красок, чтобы я забрал их домой, — Сам делает паузу, и я замечаю тонкое колебание. — Учитель сказала, что теперь я могу рисовать всё, что захочу.
Вероятно, чтобы докопаться до проблемы и потом обратиться в социальную службу, но мне хочется верить, что она просто оказывала поддержку.
— Это мило! Можно мне взять что-нибудь из твоих рисунков?
— Тебе не нравится, что я нарисовал, да? — Самсон приподнимает брови, словно обиженный, и опускает взгляд. Его маленькое тельце кажется угнетённым. — На уроке я должен был нарисовать супергероя.
— А как же Паучок? Я думала, он твой любимый супергерой?
— Да, — Самсон медленно кивает, но его глаза остаются печальными, — но он… Он ненастоящий. Вот ты настоящий супергерой! Ты защищаешь меня и прогоняешь плохих парней.
Моё сердце разрывается на части. Самсон оказывается более проницательным ребёнком, чем я предполагала. Всё, что я когда-либо хотела сделать, это защитить его. Я стараюсь держать тёмную часть жизни подальше. Нам просто нужны деньги и я не хочу, чтобы он видел, как мне больно. Не хочу, чтобы такие семейные отношения стали для него нормой. Ни один ребёнок не должен расти с таким отцом, как наш. И всё же это реальность…
— Я всегда буду защищать тебя, приятель. Обещаю, что больше не вернусь домой в таком виде.
— Хорошо. А эти деньги, которые ты стала хранить в старой маминой шкатулке?
Я не могу удержаться и бросаю взгляд в зеркало заднего вида на своего невинной выглядящего младшего брата. Этот паренёк знает слишком много.
— У меня новая работа. Там много платят и человек, с которым я работаю… хороший.
Отчасти это правда. Мирон иногда может быть хорошим, когда не ведёт себя как мудак.
— Это отлично, Фина! Я проголодался. Заедем покушать?