Маврикий кивнул.
- Если они одни - да. По крайней мере хорошая конница, которая не пришла в панику после первой партии гранат. Они погонят ребят с гранатами...
- Называй их гренадерами, - вставил Иоанн. - Так звучит более достойно.
- Пусть будут гренадеры, - он замолчал, задумался. - Гренадеры. Мне это нравится!
Гермоген тут же кивнул с энтузиазмом.
- Особое название укрепит их боевой дух, - заявил молодой полководец. Мне тоже нравится. На самом деле я думаю, это очень важно.
- Значит, нам понадобится конница по флангам, - задумчиво произнес Ситтас.
- Также хорошая защита из пехоты, - вставил Гермоген.
Маврикий кивнул.
- Да, они тоже. В гранатах нет ничего магического. В правильной комбинации, используемые правильно...
- Может, фаланга* [Боевой порядок др.-греч. войск в виде тесно сомкнутого линейного построения с глубиной строя в 8-16 рядов.], - сказал Гермоген.
- Полная чушь! - рявкнул Ситтас. - Фаланги так же устарели, как и возлежание на пирах. Нет, нет, Гермоген, но надо бы подумать насчет старых республиканских манипул*. [Тактическое подразделение пехоты в римском легионе. М. состояла из двух центурий по 30-60 воинов в каждой. В боевом построении легиона входившие в него 30 манипул располагались в 3 линии.] Я думаю...
Епископ Антоний повернулся к Антонине.
- Могу ли я предложить тебе, дорогая, оставить этих мужчин играть в свои игры? Предполагаю, через минуту обсуждение станет настолько техническим, что мы в любом случае не сможем за ним следить. А я умираю, так хочу послушать о твоих подвигах в Константинополе.
Антонина встала и улыбнулась.
- В таком случае пошли в другой зал.
Она посмотрела на Михаила.
- Ты к нам присоединишься?
Монах покачал головой.
- Подозреваю, ваш разговор с Антонием тоже вскоре станет таким же техническим, как и разговоры этих мужчин, - сказал он уныло. - Боюсь, от меня не больше пользы при планировании дворцовых интриг, чем при обсуждении военной тактики и оружия.
Ситтас услышал слова монаха.
- В чем дело, Михаил? - на его лице появилась хитрая улыбка. - Ты, конечно, не утверждаешь, что вечной душе нет места в миру?
Монах посмотрел на полководца так, как только что насытившийся орел смотрит на мышь. Интерес есть, но спокойный.
- Ты и тебе подобные принесут в битву оружие и тактику, - сказал он тихо. - Антонина, Антоний и им подобные принесут знание врага. Но в конце, Ситтас, все, что вы принесете, окажется пылью, если крестьянский парень, которому вы отдадите свои подарки, не имеет души, способной противостоять Сатане во время бури.
Он встал.
- Я принесу вам крестьянина.
Выходя, Михаил задумчиво посмотрел на Ситтаса. Как только что насытившийся орел рассматривает мышь. Перспективы - отличные.
- Никогда не стоит дразнить святого человека, - пробормотал Маврикий. Правда не стоит, - повторил он, не обращая внимания на гневный взгляд Ситтаса. Осушил кубок - Спроси у любого крестьянина.
* * *
На следующее утро двое полководцев отправились вместе с Иоанном Родосским на тренировочное поле. Они горели желанием поэкспериментировать с гранатами. Маврикий ждал их там с дюжиной добровольцев из крестьян. Вначале сирийцы довольно сильно нервничали. Даже после того, как их мастерство в метании гранат получило одобрение полководцев, молодые люди терялись в компании таких благородных господ.
Однако вскоре появился Михаил Македонский. Он ничего не сказал ни полководцам, ни крестьянам. Но Маврикий с интересом наблюдал, как присутствие монаха изменило сирийских ребят, превратив их в молодых орлов в присутствии огромных мышей.
К середине дня молодые орлы уже свободно спорили с огромными мышами.
Конечно, не о тактике или военных построениях. (Хотя сирийцы на самом деле дали кое-какие ценные советы по практике метания гранат. Большая их часть касалась запалов и их длины.) Молодые люди не были дураками. Необразованными и неграмотными - да. Глупыми - нет. Они не притворялись, что лучше понимают военное дело, чем такие люди, как Ситтас и Гермоген. (И в особенности - они имели свой крестьянской взгляд на такие вещи - Маврикий.)
Но у них имелось вполне определенное мнение о казармах и военных лагерях. Их детям казармы не понравятся, хотя, не исключено, они получат удовольствие от проживания в шатрах лагерем. Их женам не понравится ни то, ни другое, но жены вытерпят лагерь. Они - простые женщины. Практичные.
Однако казармы просто не подойдут. Никакой личной жизни. Неприлично. Их жены - простые женщины, но приличные. Они не те шлюхи, которые увязываются за армией.
Сирийцам требовались хижины. Каждой семье - свою хижину. (Конечно, для походных лагерей подойдут шатры.)
Полководцы объяснили абсурдность такой организации. Нарушение военной традиции.
Крестьяне объяснили абсурдность военной традиции.
В конце, под пристальным взглядом монаха, молодые крестьяне переспорили полководцев. Монах улыбался.
Никаких хижин - никаких гренадеров.
* * *
В усадьбе тем временем проходило еще одно столкновение характеров. Другим образом.
- Это слишком опасно, Антонина, - настаивал епископ. - Я так думал прошлой ночью и думаю сегодня. А сегодня еще больше уверен в этом. - Он отодвинул тарелку с едой. - Смотри! - укоризненно кивнул на тарелку. - Я даже потерял аппетит.
Антонина улыбнулась, глядя на упитанного епископа. Несмотря на то, что Антоний Александрийский несомненно жил просто и скромно, его никто никогда не мог назвать аскетом. По крайней мере в том, что касалось приема пищи.
Она пожала плечами.
- Может быть, да. Однако уверяю тебя, Антоний, малва сейчас не принесут мне зла. Ни в коем случае. Я - их гордость и радость. Они во мне души не чают.
Епископ упрямо уставился на не съеденный завтрак. Антонина вздохнула.
- Неужели ты не можешь понять, Антоний? После того как Аджатасутра "поймал меня в капкан" - и какой это был капкан! - ведь целых два дьякона слышали, как я призывала к смерти Юстиниана! - малва держат меня в тисках. Как они это видят. Они попытаются выжать из меня все, что возможно. Перед моим отъездом из Константинополя они вытянули из меня все, что мне известно о внутренней политике ипподрома.
Антонина на мгновение замолчала и скорчила гримасу.
- Я до сих пор не знаю, почему их так заинтересовал этот вопрос. Матерь Божия, пока я росла, я только и слышала от отца о соперничестве на ипподроме. Этот из Голубых сделал это, а тот из Зеленых сделал то. Эти Голубые - просто клоуны, но следи внимательно за теми Зелеными.
Она вскинула руки в отчаянии.
- Мне даже пришлось расспросить нескольких старых приятелей отца - по крайней мере тех, кого удалось разыскать в. Константинополе, - чтобы мои знания о борьбе на ипподроме были свежими. Боже праведный, ну и жалкие бандиты!
- Они были рады снова увидеть тебя? - спокойно спросил Антоний. - После стольких лет?
Антонина выглядела удивленной. Затем улыбнулась, довольно весело.
- Сказать по правде, они меня чуть ли не облизали. Местная девчонка выбилась в люди, а тут возвращается навестить старых друзей. Я даже не представляла, насколько Велисарий популярен в их кругах.
Она пожала плечами.
- Так что в конце концов мне удалось предоставить Балбану все детали о том, чем занимаются обитающие у ипподрома банды. И я до сих пор не знаю, зачем малва...
- Интерес малва не случаен, Антонина, - перебил Антоний Александрийский. - И я не стал бы называть его странным. Этих головорезов в Константинополе - тысяч двадцать или тридцать. Потенциально - не такая уж незначительная военная сила.
Антонина фыркнула.
- Головорезы с ипподрома? Не дури, Антоний. О, конечно, они представляют достаточно серьезную угрозу в уличной драке. Но против катафрактов? Кроме того, они примерно в равном количестве разделены на Голубых и Зеленых. Скорее они будут сражаться друг с другом, чем выполнять то, что от них захотят малва.
Епископ потер большой и указательный пальцы друг о друга. Древний жест означал одно: "деньги".