— Это очень великодушно с твоей стороны. — У него был тон школьника, с трудом прочитавшего плохо выученное стихотворение. — Если я вдруг окажусь в таком положении, я обязательно вспомню о твоем предложении. — Все эти слова были сказаны малышке, которая выслушала их с очень серьезным видом.
Наверное, он поступает неправильно. Но ведь не Мирквуд пообещал умирающему помогать его вдове. Обещание, искупление, долг — все это предстояло нести Уиллу, и чего он будет стоить, если позволит кому-то другому снять с него это бремя?
— Она просто очаровательна, твоя Августа. — Он взял девочку под мышки и протянул отцу. — Ты должен гордиться ею.
— Я горжусь ею больше, чем всем остальным, слава Богу, он понял, что пора уходить. — Марта очень ждет что ты навестишь нас. Неофициально. — Он принялся с удвоенным вниманием устраивать девочку у себя на руках — очевидно, догадывался, что эта тема может усилить возникшую между ними неловкость.
— Она говорила мне. Я постараюсь найти время в ближайшие дни. А теперь прошу простить меня я все ждал возможности пообщаться с другой сестрой и теперь вижу что она освободилась. — Он поспешил прочь подальше от добрых намерений и очаровательного ребенка которые могли пошатнуть его решимость и побудить согласиться на щедрое предложение.
— Сколько карт, оценивающихся в десять очков в полной колоде? — Резкие черты мисс Слотер смягчились, когда ее лицо осветило пламя свечи. Сегодня она убрала волосы по-новому, выпустив несколько завитых прядей на виске. Когда Лидия двигалась, они очаровательно подрагивали, отвлекая его.
— Шестнадцать. — Он заставил себя вернуться к делу. — Десятки и овера, по четыре каждой масти. На тот случаи, если вы хотели спросить, карт другого достоинства остается тридцать шесть.
— Хорошо. Вы на верном пути. — Она расстегнула перчатку на запястье и принялась стягивать каждый палец по очереди. — Назовите, какого соотношение десяток к не десяткам.
Простая задачка на деление ему вполне по силам. Шестнадцать разделить на тридцать шесть, получается…
— Два, и четыре карты остается. Два с четвертью. То есть не десяток в два с четвертью раза больше, чем десяток. Ведь это платье не новое, да? Я почти уверен, что уже видел его. — Оно было скучного красноватого цвета и полностью скрывало особенности ее фигуры.
— Уверяю вас, мистер Блэкшир, когда вы увидите то самое платье, вы сразу узнаете его. Так что нет надобности спрашивать. — Она изящно склонила голову набок, и завитые, как пружинки, локоны, забавно закачались.
— Я уже начинаю сомневаться в существовании этого платья. А скоро я усомнюсь в вашем знании двадцать одно. На прошлой неделе мы потратили целый урок на разглядывание туза пик, а сейчас вы задаете мне задачки на деление. Когда мы займемся игрой как таковой?
— Со временем мы обязательно подойдем к этому. — Она произнесла это таким тоном, будто сулила ему сладострастные утехи. Сняв другую перчатку, она взяла в руки колоду. — Я сейчас сдам карты, медленно. Вы должны считать оставшиеся десятки и не десятки. — Она со щелчком выложила на стол семерку червей. Затем последовала пиковая дама, тройка треф. — Считаете? — Склонившись над столом, она исподлобья посмотрела на него и многозначительно изогнула брови.
— Тридцать четыре, пятнадцать.
— Соотношение?
Господи, он знал, что она спросит об этом.
— Два и четыре пятнадцатых. Ближе к четверти, чем к трети. — Она выложила валет. Девятку. Туз. Четверку. Бросила на него вопросительный взгляд, на этот раз молча.
— Тридцать одна, четырнадцать. Получается соотношение в… — Черт. Это уже выше его возможностей.
— Я вижу, как вы считаете в уме. А я не хочу этого видеть.
— Ха. А вот говорить такое Квадратной Челюсти у вас надобности не возникает. — Он проговорил это очень тихо, себе под нос. — Два и… — Остается три, три на пятнадцать… — Чуть больше одной пятой.
— Три четырнадцатых. Округлять не нужно. И пожалуйста, ограничьте свое внимание картами. Мистер Квадратная Челюсть — моя забота.
Тройка. Семерка. Король. Восьмерка. Двадцать восемь, тринадцать. С каждой картой подсчитывать их становилось все легче и легче. Может, и с делением станет легче?
Она тряхнула головой, словно для того, чтобы откинуть локон, который упал ей на глаза и мешал смотреть на карты. Он устремил на нее взгляд как раз в тот момент, когда она повернула лицо к свету. Теперь она могла выкладывать на стол что угодно — он уже не видел карты.