– Алло!
– Мисаил Григорьевич дома?
– Их превосходительство дома. Кто их спрашивает?
– Антиквар Егорнов.
– Антиквар Егорнов? – повторил лакей, глядя на своего барина.
– Давай сюда трубку!
– Ну, я слушаю?
– Это вы, ваше превосходительство?
– Да, это мое превосходительство. Что скажете?
– Есть у меня для вас две очень замечательные миниатюры. На редкость! Не угодно ли взглянуть?
– Почему нет… Вы можете их сейчас доставить? Привезите сейчас.
– Буду через двадцать минут.
Через двадцать минут Мисаил Григорьевич, отпустив именитого гражданина республики Никарагуа, сидел в кабинете один и задумчиво грыз обкусанные мягкие ногти.
Лакей ввел к нему Егорнова. Кивая рыжей бороденкой, торговец показывал банкиру свой товар.
– Вы только взгляните, ваше превосходительство. Работа какая! Тончайшая! Кисть божественного Изабея! Это Мейсонье начала девятнадцатого века. Да что Мейсонье! Он ему, Изабею, с позволения сказать, в подметки не годится! Князь Двигубский увидел, – так и затрясся! «Продайте!» – говорит, а я ему: «Нет, ваше сиятельство, опоздать изволили, у меня есть уже покупатель».
– Это который Двигубский? Товарищ министра?
– Он самый, ваше превосходительство.
– Пускай не беспокоится, я беру эти миниатюры. Только вы ему так и скажите, что я беру. Я! А что это такие за господа?
– Король и королева Кипрские.
– Я про таких не слышал. А вы откуда знаете, что это король и королева Кипрские? А может быть, это совсем даже не они?
– Они самые! Никакого сумления. У родного внука приобрел. Старик мне принес, – вид барский, вельможный, а только не в авантаже. Порода важнеющая, а бедность! Выследил. Сосед! В меблированных комнатах живет. Швейцару полтинник в зубы – всю подноготную выложил. Как есть настоящий король, при полном титуле, а только жрать не…
– Так и называется король Кипрский? – зажегся вдруг Мисаил Григорьевич.
– Больше скажу, ваше превосходительство: титул евонный настоящий – король Иерусалимский и Кипрский.
– Да не может быть! И живет в меблированных комнатах?!
– Секите мне голову, коли соврал.
Охваченный приливом какой-то особенной радости, Айзенштадт нервно грыз ногти. Потом вскочил, запахивая на животе длинный халат, путаясь в нем.
– Я только на минуточку сбегаю к генеральше.
– А как же миниатюры, ваше превосходительство?
– Подождите с миниатюрами! Я их беру, и чего же еще!.. Сколько?..
– Да за парочку двух петушков не мешало бы…
– Тысячу? Нельзя! Любую половину! Вы меня подождите, – бросил на ходу банкир.
Егорнов ухмыльнулся в бороденку. На худой конец и петушка довольно. Сам заплатил ведь гроши.
А Мисаил Григорьевич несся через всю квартиру. По дороге спросил у камеристки:
– Где генеральша?
– Они в спальной, у них массаж.
Сильфида Аполлоновна лежала всеми рубенсовскими телесами своими на широченной людовиковской кроватке с пышным балдахином. Высокая, мускулистая шведка от мадам Альфонсин изо всех сил старалась согнать лишний жир с тучной банкирессы. Казалась, шведка в белом балахоне, с засученными по локоть рукавами, месит горы какого-то мягкого белого теста.
Шведке было внушено не жалеть ни своих рук, ни самой Сильфиды Аполлоновны, только бы достигалась цель. И когда стальные пальцы этой высокой скандинавской блондинки особенно больно щипали непочатые залежи мяса, рыхлого, жирного, Сильфида Аполлоновна мужественно стискивала зубы. Ничего не поделаешь…
– Ой! – задрыгав ногами, вскрикнула банкиресса. При виде мужа ее охватил порыв целомудренной стыдливости.
– Ничего, ничего, я не смотрю! Слушай, Сильфидочка, вот идея – прекрасная идея… Она что-нибудь понимает по-русски? Не идея, а эта красавица?
– Ни одного слова.
– Тем лучше, я могу свободно говорить.
Шведка буквально в поте лица продолжала свой труд, труд нелегкий – массировать такую гороподобную тушу. И, несмотря на всю тренировку, лоб и лицо скандинавской богатыршы увлажнились росинками, блестевшими на утреннем солнце.
– Понимаешь, король, настоящий король! Живет в каких-то паршивеньких меблированных комнатах. Титул, какой титул! Король Иерусалимский и Кипрский. И, представь, его королевскому величеству жрать нечего. Так мне пришла идея: выбросить ему, ну, сколько там… двадцать, двадцать пять тысяч, – и пускай он женится на Искрицкой. Морганатический брак! И тогда наша содержанка будет королевой Кипрской, и все будут говорить, что я живу с королевой. Что ты скажешь на это?..
– Что я скажу? Только ты не смотри на меня. Ты смотришь, паскудник, одним глазом!.. Смотришь, я вижу! Отвернись! Я скажу, как всегда, что ты гений. Неужели настоящий король?..