— Мы не строили, мы только помогали, — заулыбались и ребята.
Лида вытерла глаза.
— Пойдемте, Сергей Николаевич, пойдемте! У нас такие хорошие классы! И пионерская комната!..
Одинцов что-то быстро шепнул Трубачеву. Васёк кивнул ему головой.
— Пойдемте в пионерскую комнату! — снова завладев рукой учителя, заторопился он.
— Давайте сначала осмотрим дом снаружи… Вот я уже вижу, что во дворе можно разбить сад, — сходя с крыльца, сказал учитель.
— Да, сад! И яблони! Когда Вася уезжал… — быстро начала Лида.
Но Петя Русаков тихонько дернул ее за руку:
— Молчи пока! О Васе потом скажем.
Лида замолчала, испуганно прикрыв себе рот ладонью.
Учитель засмеялся:
— А вы всё такие же! Ну что там за тайны у вас?
— Это не тайна, — смутилась Лида, — это просто один секрет. Скоро вы всё узнаете.
Учитель не ответил; по его лицу внезапно прошла тень, и оно сразу сделалось усталым и серым.
Ребята заметили это и притихли. Им показалось, что учитель вспомнил о своем отце. «Знает он или не знает? Вдруг спросит?» — с тревогой подумал каждый.
— Нам еще о многом нужно с вами поговорить… — запинаясь, сказал Васёк.
— Это потом, — тихо ответил Сергей Николаевич.
Подошел Леонид Тимофеевич. Они вместе осмотрели дом. Леонид Тимофеевич подробно рассказывал обо всех трудностях, которые пришлось пережить во время стройки. Многое в рассказе директора было новостью даже для ребят.
— Железо для починки крыши пришлось перевозить из Москвы. Памятка об этом путешествии у меня до сих пор осталась! — пошутил директор, показывая красный продольный шрам на ладони. — Ну ничего, справились, перевезли кое-как…
— Ой, а нас-то даже не взяли тогда! — с укором сказала Лида.
— Да уж мы всю дорогу с Миронычами горевали, что тебя с нами нет! — дернув Лиду за косичку, засмеялся директор.
Прошли по двору вдоль забора. Сергей Николаевич подробно расспрашивал обо всем — его особенно интересовало, что делали на стройке ребята. Иногда, указывая на что-нибудь, он машинально поднимал левую руку. Пальцы этой руки в черной перчатке были согнуты и неподвижны. Боясь неосторожно задеть больную руку Сергея Николаевича, ребята держались с правой стороны; они ничего не спрашивали: четыре ленточки на гимнастерке яснее слов говорили о том, что перенес их учитель.
Осматривая новый крашеный забор, Сергей Николаевич с большим вниманием выслушал рассказ о том, как бригада Трубачева чуть-чуть не проиграла соревнования и как на помощь к ним пришли Андрейкины земляки.
— Обязательно познакомьте меня с вашим Андрейкой! — сказал Сергей Николаевич.
Васёк вспомнил про Алешу Кудрявцева и подвел его к учителю:
— А вот Алеша Кудрявцев, мы с ним тоже дружим!
Сергей Николаевич кивнул головой, улыбнулся.
— На фронте был такой генерал Кудрявцев. Человек исключительной храбрости и благородства. Он очень заботился о людях, его все любили у нас. Во время одного воздушного налета он был тяжело ранен, но до конца боя не позволил увезти себя в госпиталь, — сказал учитель.
Лицо Алеши вспыхнуло, глаза засияли, но он молчал.
— Это его отец! — указывая на товарища, гордо сказал Васёк.
— Твой отец? — Сергей Николаевич пытливо взглянул на мальчика. — Что же ты молчишь?
— Он не любит зря хвалиться, — одобрительно хлопнув Алешу по плечу, сказал Мазин.
— Не надо хвалиться, но можно и должно гордиться таким отцом! — значительно сказал учитель.
— Я горжусь! — тихо, с достоинством ответил Алеша Кудрявцев.
Ребята повели учителя в дом. Прошли коридор, показали Сергею Николаевичу будущий шестой класс.
— Вы, наверно, уже забронировали себе тут все места? — пошутил учитель.
Алеша взглянул на Васька и живо сказал:
— Нет еще… То-есть некоторые выбрали уже парты, конечно… А мы завтра выберем.
Ребята вспомнили об экзаменах, и у каждого в сердце шевельнулась прежняя тревога.
— Нам еще о многом нужно поговорить с вами, Сергей Николаевич, — снова тихо и серьезно сказал Васёк.
— Да, конечно. Но и это потом, — так же, как в первый раз, ответил учитель.
Перед пионерской комнатой ребята засуетились. Вытащили вперед Севу. Он немного упирался и громко шептал:
— Да я не сумею хорошо рассказать…
Сергей Николаевич с удивлением глядел на Севу. Малютин запомнился ему худеньким, болезненным мальчиком. На фронте, думая об оставшихся на Украине ребятах, он очень боялся, что Сева не перенесет всех трудностей, которые выпадут на его долю.