- Те деньги, которые я получила от вас, были даны вами по доброй воле. Если вы предпочли не возвращаться в келью, которую мы отдали вашей жене, меня это не касается.
Паэн перевел взгляд с убогого ящика на раскрасневшиеся щеки аббатисы и затем снова на ящик.
- Я и не собирался забирать обратно свое серебро, - ответил он. - Как вы могли заметить, это был мой добровольный дар в пользу бедняков вашего прихода.
- В таком случае мы с вами сходимся во взглядах, - последовал невозмутимый ответ.
- Я был бы вам очень признателен, - продолжал Паэн, - если бы вы позволили моей жене остаться в келье и провести весь день в постели, а я тем временем поеду вперед, чтобы найти для нас еще одну лошадь.
- Ваша кобыла мне знакома, - заметила аббатиса.
- Я купил ее у одного крестьянина на побережье.
- Вот как? И вы готовы заплатить крупную сумму серебром за другую такую же?
Паэн невольно отвел глаза от поджатых губ аббатисы. Складывалось впечатление, будто эта женщина принимала его за грабителя. По-видимому, многие из бывших здесь раньше путешественников, вполне порядочных людей, предпочитали прибегнуть к воровству, чем иметь дело с аббатисой и терпеть ее холодный взгляд.
- Разумеется, - ответил он. - Я готов дорого заплатить за хорошую лошадь, лишь бы она была смирной и выносливой.
- У меня есть то, что вам нужно, - заявила аббатиса, - но я не расстанусь со своей любимицей даже за все монеты в вашем кошельке.
Если в тот день и могла идти речь о воровстве, то только со стороны этой старой монахини - с таким жаром она принялась торговаться с Паэном.
- У меня здесь достаточно серебра, чтобы купить двух лошадей сразу, возразил он.
- Вам понадобится столько же, и не каким-нибудь жалким серебром, а золотом, чтобы приобрести такую славную и крепкую кобылку, как моя Хротсвита.
Паэн пожал плечами.
- Все, о чем я прошу, - это позволить моей жене подождать меня здесь, пока я не сумею найти вторую лошадь и не приведу ее сюда. Сколько еще монет я должен пожертвовать беднякам в знак признательности за это одолжение?
Аббатиса прижала к себе ящик и протянула Паэну раскрытую ладонь:
- Наступающая зима обещает быть очень суровой, и беднякам нашего прихода понадобятся теплые плащи.
Паэн вспомнил огромные, набитые шерстью мешки, подвешенные к балке на чердаке амбара, хотя время, когда шерсть следовало промыть перед весенним прядением, уже давно миновало.
- Понимаю, - промолвил он.
- Боюсь, мне придется ради помощи бедным продать свою кобылу, продолжала аббатиса. - Я готова уступить ее вам за пятнадцать денье, но только из симпатии к вашей молодой супруге.
- А сколько лет вашей кобыле? - вмешалась в разговор Джоанна, которая как раз в этот момент появилась на пороге аббатства, столь же изящная и грациозная, как всегда, благо длинная кольчуга больше не скрывала платья, ниспадавшего складками вдоль бедер, и плаща, прикрывавшего ее прелестную грудь.
- Пять.
Джоанна приподняла брови.
- Я купила ее пять лет назад, - добавила аббатиса. - Она такая красавица, белая как снег.
- У меня была белая кобыла несколько лет назад, - задумчиво промолвила Джоанна. - Она тоже казалась очень красивой на вид...
- Леди Кэтрин Бигод ездит только на белых кобылах...
- ..до тех пор, пока не умерла от старости. На ней невозможно было заметить никаких признаков возраста, разве только посмотрев на ее зубы...
- Здесь, на побережье, много песка, а Хротсвита паслась на таком пастбище еще жеребенком. Это оттачивает зубы и делает их ровными, но зато они быстро стираются.
- Если кто-нибудь вообще сумел бы заглянуть ей в рот, не рискуя потерять при этом палец. Белые кобылы отличаются дурным нравом. Я бы не осмелилась путешествовать на такой кобыле через все графство без хорошей, прочной уздечки и надежно закрепленного седла...
Паэн тихо отошел в сторону, не замеченный обеими женщинами, которые словно стремились превзойти друг друга по части прижимистости и купеческой смекалки. Какая-то монашка с добродушным лицом жестом предложила ему пройти в зал и там подкрепиться миской похлебки и кружкой эля, а также погреть ноги возле ямы с горящим углем. До чего же приятно было ощущать жар пламени и спокойно наслаждаться едой, не бросая поминутно взгляды на дверь из страха перед возможным нападением! Несмотря на то что Англию Ричарда Плантагенета никак нельзя было назвать безопасным местом, у Паэна не было врагов по эту сторону пролива, а что до Джоанны, то ее враги скорее всего остались по ту сторону пролива, в Бретани.
Паэн положил в опустевшую миску деревянную ложку и поставил ее на стол. Да, ему было приятно сознавать, что они вовремя покинули Бретань, и еще приятнее видеть рядом прелестную женщину, которая в эту минуту торговалась вместо него со старой черноглазой аббатисой, чтобы потом проделать вместе с ним весь путь к Уитби. Конечно, он предпочел бы любую адскую пытку отказу от близости с ней, однако все равно не мог отпустить ее от себя, как бы ни было велико искушение совершить подобную глупость.
Паэн допил остаток эля и направился к конюшне, чтобы избавить старую аббатису от неясного упрямства Джоанны.
Глава 18
Когда Паэн снова вышел во двор обители, Джоанна уже сидела верхом на великолепной кобыле с приличной сбруей и дамским седлом - довольно изящной конструкцией с двумя стременами и прочной подставкой, на которую можно было поставить ногу. С передней и задней луки седла свисала серебристо-зеленая бахрома, искрившаяся в лучах солнца, пока грациозная кобылка гарцевала по двору аббатства.
Джоанна осадила миниатюрное животное рядом с Паэном и протянула к нему руки, чтобы он снял ее с седла.
- Во сколько она вам обошлась? - осведомился Паэн. Джоанна улыбнулась.
- Поставьте меня на землю и поскорее седлайте вашу лошадь. Нам пора в путь.
- Сколько? - не отступал Паэн.
- Я отдам вам золото, как только мы доберемся до Уитби, - уклонилась она от ответа.
Аббатиса уже направлялась через весь двор в их сторону.
- Мне нужно будет хоть что-нибудь ей дать, - буркнул Паэн. - Скажите мне, сколько я ей должен.
- Двадцать денье.
Он опустил ее на землю.
- Двадцать?! - изумился он.
- Она славная кобылка, к тому же такая красивая. Я оставлю ее у себя и буду ездить на ней дважды в год по дороге между фермой и Уитби, чтобы она не застоялась без дела...
- Положим, она и впрямь хороша, но все же не стоит двадцати денье.
- А седло?
- Седло будет привлекать воров, как мед мух, - отозвался Паэн. - Разве вы не могли купить одну лошадь, без седла? Я найду вам другое, ничуть не хуже...
- На нем нет драгоценных камней, - возразила Джоанна. - Просто оно по краям покрыто росписью и позолотой.
- Лучше объясните это грабителям, когда те набросятся на вас, выскочив из чащи леса, и тогда, быть может, они оставят вас в покое и будут ждать другого, менее тщеславного путешественника.
Аббатиса уже стояла рядом с улыбкой предвкушения на губах. Зажмурив глаза, Паэн протянул ей мешочек с деньгами.
- Вы можете взять себе все золото и кошелек в придачу, - пробурчал он, - если дадите моей супруге кусок ткани попроще, чтобы она могла прикрыть всю эту.., роскошь.
Он не успел еще договорить, как аббатиса уже опустила мешочек в ящик для пожертвований и скрылась в аббатстве. Вскоре из-за дверей показалась молоденькая послушница с отрезом коричневой ткани.
- Это хорошая материя, - пояснила она, - сотканная специально для наших облачений.
- А теперь она будет украшать седло, предназначенное для дамы совсем иного сорта, - пробормотал себе под нос Паэн. Он обернулся к Джоанне, которая почесывала загривок кобылы, и прошептал ей на ухо:
- Мне казалось, что такая здравомыслящая женщина, как вы, к тому же дочь торговца шерстью, не позволит этой вредной старухе всучить вам седло куртизанки.
- Оно досталось мне вместе с кобылой по разумной цене, - ответила Джоанна, - и подходит ей как нельзя лучше.
- Так вот как вы распоряжались дома вашим серебром? Мне с трудом верится, что у вас осталось хотя бы су на ваше приданое.
- Нет, - ответила Джоанна. - Такое случилось впервые. Что-то в ее голосе заставило Паэна всмотреться внимательнее в ее улыбающееся лицо.