Я шагал под сенью апельсиновых деревьев, когда услышал внутри ограды странные звуки, напоминающие свистящее дыхание. Звуки были отвратительные, и у меня зашевелились волосы на голове.
Они приближались.
Я пошел быстрее по направлению к дому. Вечер становился прохладным, но меня снова прошибло потом. Спокойно, думал я, ведь ты приглашен на прием.
Из-за дома показался источник этого шума — пара доберман-пинчеров. Они были так уверены в себе, что даже не потрудились перейти на бег. Шли легкой трусцой, эти две барракуды с лапами, остановились, не доходя примерно пятнадцати футов, и разделились: одна под углом в сорок пять градусов справа от меня, другая под таким же углом — слева, так что я не мог сконцентрировать свое внимание на обеих сразу. Кто-то научил их этому.
Мое сердце часто забилось. Рука скользнула в карман в поисках ножа. Но я был не на «Альдебаране», на мне была праздничная одежда, и я не имел привычки ходить в гости с ножом в кармане.
Характер звука теперь изменился: из их глоток шло утробное урчание. Черные губы оттянулись назад, обнажив белые зубы. Я понял, что учащенное дыхание заменяет им лай. А это урчание заменяло злой рык. Где-то я читал, что собаки воспринимают взгляд в глаза как знак нападения. Поэтому упорно смотрел на куст ирисов между двумя этими тварями. Потом сделал шаг назад.
Урчание тут же усилилось. Я попытался сделать еще шаг назад, но не успел и шевельнуться, как собаки обнажили розовые десны и издали лай, похожий на скрежет, какой издает раздираемая стальная пластина. Я замер.
— Эй! — закричал я. — Кто-нибудь!
Ответом было молчание.
Белый фасад дома, увитый бугенвиллеями, был высоким, без единого окна. Только тяжелая темная дверь. Но не похоже, чтобы в таких местах двери оставляли незапертыми. Я слышал голоса в доме, слышал женский смех, похожий на бренчание пустой консервной банки, падающей по ступеням лестницы. И на этом мирном фоне вас хотят сожрать живьем — в каких-то шестидесяти футах от коктейль-вечеринки. Как посмотрят на это другие гости?
Так мы и стояли, доберманы и я, как три вершины невидимого треугольника.
Вдруг я услышал звук автомобильного мотора и открываемых ворот. Было слышно, как машина тронулась с места. Краем глаза я увидел зеленый автомобиль и осторожно помахал рукой, чтобы привлечь внимание водителя. Мотор сбавил обороты. Не оборачиваясь, я сказал:
— Будьте добры, откройте заднюю дверь.
Урчание собак почти заглушало шум мотора. Позади щелкнула открываемая дверца.
Я повернулся и побежал.
До автомобиля было только десять шагов. Первая собака догнала меня, когда я пробежал восемь из этих десяти. Я резко дернул рукой и почувствовал, что попал предплечьем в горло собаки, как раз туда, где пасть переходит в шею. Собака издала мерзкий кашляющий звук и свалилась на землю. Вторая увернулась от удара, а я сумел ввалиться в салон автомобиля и закрыть за собой дверь.
Но окно было открыто.
Доберман отошел на десять футов от дверцы. Какие-то доли секунды я смотрел прямо в желтые собачьи глаза, как сквозь ее череп. И тут собака прыгнула, оттолкнувшись лапами от окна, и ввалилась в машину.
Если есть что-нибудь на свете страшнее, чем оказаться в машине с доберман-пинчером, который хочет загрызть вас, так это только одно — оказаться в кабине машины с доберман-пинчером, который хочет убить вас. Собака упала на пол кабины. Я старался всеми силами удержать ее подольше в таком положении. Водитель — а это оказалась девушка — скомандовала, повернувшись ко мне:
— Задержите дыхание!
Потом послышалось резкое шипение, как от струи из аэрозольного баллончика. Собака издала приглушенный рык.
— Откройте дверь! — сказала девушка, сидевшая за рулем.
Я открыл, собака вылетела наружу и с визгом убежала. В машине стоял отвратительный запах, раздирающий горло и разъедающий глаза.
— Действует также хорошо и на людей, — пояснила девушка.
Я посмотрел на нее: короткая стрижка, маленький носик, темные брови. А она покрасилась. Когда я видел ее последний раз, у нее были совсем светлые волосы, а теперь они цвета верескового меда. Хелен Галлахер. Она улыбнулась мне, ее глаза тоже смеялись.
— Когда вы являетесь в дом Деке, надо приезжать на машине, — сказала она. — Все о'кей?
Первый доберман разорвал мне рукав рубашки, а второй содрал кожу на колене.
— Прекрасно. Какое счастье, что вы появились.
И при этом я только отчасти имел в виду свое избавление от собак.
— Я тоже счастлива и не могу видеть, как жрут хорошего человека.
Я опустился на сиденье и постарался перевести дух.
— Как доберманы производят эти ужасные звуки?
— Деке отучил их лаять. Молчаливый удар — удар наверняка.
Она проехала через вторые ворота и припарковалась рядом с группой «мерседесов» и «БМВ». Мне показалось, что Хелен слишком много знает об этом Деке.
— И еще одно, — добавила она. — Будет лучше, если мы сделаем вид, что незнакомы.
Она вышла из машины прежде, чем я успел ее спросить, зачем это надо, и мне оставалось только последовать за ней в дом.
На Хелен было черное платье, очень короткое и сшитое из материала, который плотно обтягивал ее грудь и бедра. На загорелых ногах — красные туфли на очень высоких каблуках. Потрясающе эффектна и немного загадочна. Что-то в ней было от проститутки, и это не добавляло ничего к тому, что я знал о Хелен Галлахер в Англии.
Но у меня не оставалось времени размышлять об этом, потому что она уверенно шагала за громадным плотным мужчиной в смокинге, и, поднявшись по ступеням, мы окунулись в шум голосов.
— Кто это? — спросил я, указывая на мужчину в смокинге.
— Джим Элмс. Все зовут его Джим Громила.
Мы вошли в зал, где собрались гости.
Деке Келльнер прошел к нам через толпу приглашенных. В белой мексиканской рубашке с открытым воротом и брюках с высокой талией, позволявших хозяину продемонстрировать красоту торса, как у боксера. На правой руке у него был вытатуирован кинжал, а в густой растительности на груди путались два золотых медальона и зуб акулы.
— Хелен! — закричал он, притягивая ее к своей груди татуированной рукой. Прижатая к его рубашке, она выглядела такой хрупкой! Хихикая, она все же высвободилась из его объятий, пошутив:
— Черт побери. Деке, опасно с вами здороваться. Полон рот волос с вашей груди, даже застревают между зубами!
Что-то случилось с ее выговором. Культурная речь восточного побережья Англии испарилась, а вместо нее появился ужасный акцент Нижнего Ист-Сайда, что, кстати, больше подходило к ее слишком высоким каблукам и слишком обтягивающей юбке.
— Вы что, — удивился Деке, глядя на меня, — приехали вместе?
— Она выручила меня. — Я глазом не моргнул, рассказав ему о собаках.
Он смеялся так, что мне казалось, с ним случится припадок удушья. Он все время повторял: "О Боже мой, о Боже... "
— А как насчет немного выпить? — спросила Хелен.
— Ну да, конечно, — ответил Деке.
Он схватил со стола бутылку шампанского, два бокала и наполнил их.
— Вот чертовы собаки, они отучат гулять кого попало.
Он снова рассмеялся. Его глаза блестели в сети веселых морщинок.
— Надеюсь, собаки в порядке?
— У нас их хватает. Мы получаем их партиями по двадцать штук.
— Тогда понятно. Чего их жалеть! — сказал я.
Хелен хихикала из-под его локтя, глядя на меня большими серо-зелеными глазами. Когда я встретил ее в прошлый раз, они были твердыми и ироничными, эти глаза. А теперь это были два глупых, пустых омута. Я решил разыграть из себя наивного школьника.