Из весеннего дня, почти безупречного, мы шагнули в темноту, окутавшую нас как огромная холодная туча. Внутри была лестница, которая шла не вверх, а вниз, в черный провал. Впереди еще одна дверь. Не хотелось спускаться в яму, и я потянул дверь на себя, но она открылась только на пару дюймов, дальше не пустила, цепь с висячим замком. Заперто изнутри. Вот дерьмо. Стало быть, Тайлер забрался вниз, под дом.
— Пойдем? — шепнул я и показал на черный провал.
— Конечно.
Я двинулся вниз, Тони за мной. Перила холодные, влажные, ржавые; бетонные ступени выкрошены. Могло показаться, что мы нарочно поднимаем шум, — подошвы скрипели на ступенях, словно оклеенных наждачной бумагой. Каждый звук эхом отражался от стен. С каждым шагом свет угасал, полумрак становился черным мраком. Пролет кончился, пошел второй — в обратном направлении; сразу стало еще темней. Куда мы лезем? Что там? Может быть, благопристойный зал репетиций рок-группы? Я слышал, они репетируют здесь, в утробах Пакгаузов. Может, наш Роб еще и музыкант? Ударник, ищущий уединения, чтобы колошматить себя по мозгам? Ну, нет. Наш Роб не может быть столь разнообразно одарен.
Ступени кончились, и мы уперлись в очередную дверь. Я уже потянулся к ней, как вдруг наверху послышались шаги. Я поднял голову. Кто-то шел вниз.
Тони потянула меня за локоть. Потянула и попятилась в чернильный мрак. Мы переступили через небольшой штабель досок и забились под лестницу, как крысы; спрятались от приближающихся людей. Их было двое, не меньше. Тони взяла меня за руку, я нашарил ее локоть и сжал. Да, точно, шли двое. Они не разговаривали, они уверенно шли вниз — над нашими головами. Когда они были на последних ступеньках, я обнял Тони и притянул к себе. Вот они здесь, в футе от нас. Темнота только казалась непроглядной, какой-то свет был — я различил два черных силуэта. Массивные, широкие, тяжелые. Мужчины.
Мы с Тони, едва дыша, вглядывались и слушали. Эти двое открыли тяжелую дверь и исчезли за ней. Невидимая пружина захлопнула дверь, и только тогда мы с Тони в первый раз шевельнулись. Я переступил через доски и вышел из-под лестницы; мы все еще держались за руки — нам нужно было что-то знакомое и теплое в этом странном холодном месте. Тут бы и повернуться и уйти наверх, к свету и безопасности. Но моя рука потянулась к ручке двери. Идти за ними. Узнать правду. Это связано с Лиз, с ее судьбой. Мы оба это знали, Тони и я.
Я приоткрыл тяжелую дверь ровно настолько, чтобы мы могли проскользнуть внутрь. Нас обдало холодом, как в облако попали. Чувствовалось, что помещение здесь большое. Огромное. На той стороне была еще одна дверь, из нее исходил слабый желтоватый свет. Мы двинулись дальше, не через открытое пространство, а вдоль стены. Я шел, осторожно переставляя ноги, касаясь рукой грубой кирпичной кладки. Другую руку отвел за спину и держал в ней мягкую руку Тони. Рука была влажная: Тони боялась — как и я. Но была полна решимости. Меня вело только любопытство, Тони — железное упорство. Лиз была ее сестрой, любимой сестрой.
Моя рука упала в пустоту — дверь, ведущая направо. Еще шаг, и я снова ощутил стену. Свет впереди стал ярче, он танцевал, покачивался, пульсировал. Свечи. Электричества здесь нет. Стали слышны голоса, ритмические и пульсирующие. Заунывное пение — вот что это. Грубые глубокие голоса издают бессмысленные, ритмичные звуки. В ритме моего сердца. Сеанс коллективной психотерапии для мужчин? Нет, здесь что-то другое, не столь благопристойное. Доктор Доусон сказал, что Роб попал в какую-то банду; это она и есть. Секта. Точно, секта. Я понял это по своему собственному страху. Возможно, эта секта и убила Лиз. Очень может быть. И вот тут я внезапно понял: Лиз не покончила с собой. Не было этого. Вполне возможно, она прознала об этой компании; не исключено, Роб Тайлер сам привел ее сюда, и это ей не понравилось. Она это возненавидела, наверняка. Или весьма этим заинтересовалась. Поняла, что здесь находка для журналиста, сенсация, которую она раскопает. Но компания узнала о ее планах, и ее сбросили с моста Хеннепин в темные водовороты Миссисипи.
Да, именно так Лиз нашла свою смерть. Мое сердце мчалось галопом, так же, как мои мысли. Надо уходить отсюда, пока мы тоже не угодили в мрачные воды Миссисипи. Нам нечего здесь делать.
Вытянутая рука опять попала в пустоту — еще одна боковая дверь, — в голове забили тревожные колокола, сердце уже колотилось о ребра. Довольно. Пора отсюда убираться, передать это дело полиции, позвонить детективу Дженкинсу — иначе пойдем на корм рыбам. Я повернулся, остановил Тони, но тут дверь сзади нас заскрипела и завизжала.
Вот попали в дерьмо, подумал я, вот уж попали…
Кто-то еще спустился сюда и пойдет через этот зал. Кто теперь? Что будет? Нас заметят здесь, у стены. Я схватил Тони за руку и потянул в боковую комнату. Прижался к перегородке и стал всматриваться в пустоту главного зала, а Тони прошла дальше. Еще один парень. Высокий, вроде бы толстый. Лица не видно, но различимы длинные кудлатые волосы. Что это? Что все-таки они здесь делают?
Я повернулся, во тьме стал на ощупь искать Тони и не нашел. Рука не находила ничего, только пустоту. Тони? Тони! Я визжал про себя: Тони, нам надо удирать к дьяволу, я не вижу тебя, где ты, к дьяволу, где ты?
В дальнем углу я увидел круглое пятнышко света и рядом с ним чей-то силуэт. Тони? Я двинулся туда, думая, что если это не она, то мы попадем в такой переплет, в каком мне бывать не приходилось. Я ступал осторожно, высоко поднимая ноги, и шарил руками перед собой, проверяя, нет ли препятствий. Наконец увидел прядь волос, мелькнувшую на фоне светлого пятна. Ага, Тони смотрит сквозь дырку в стене. Шпионит. Вот оно что. Смотрит на этих сектантов там, за стеной.
Я медленно придвинулся к ней, она схватила меня за руку и потянула вперед, потянула к светлому пятну. Я нагнулся и стал смотреть из нашей темной конуры в соседнюю, на скопище этих парней. Они стояли вокруг стола или возвышения, изукрашенного серебряными месяцами и звездами. На возвышении что-то лежало. Все — мужчины, без рубашек, на всех черные маски, скрывавшие глаза и щеки. Они выглядели как команда мотоциклистов — крепкие, волосатые, потные. Господи Иисусе Христе, надо линять отсюда, не то мы покойники.
Но я продолжал смотреть, не мог оторваться — нет ли здесь Роба Тайлера. Посмотрел наискосок в дальний угол сумрачной комнаты и увидел бритую голову. Длинный худой парень в джинсах, на правой руке татуировка. Дракон с разверстой пастью и хвостом, обвившимся вокруг руки. Я видел его на руке громилы в квартире Лиз. Значит, Роб Тайлер все-таки. Тайлер тогда на меня напал. Все ясно.
Но тут же я увидел еще одного длинного и тощего парня в маске, без рубашки — он тоже мог быть Тайлером. Голова вроде тоже обрита, черные джинсы. Та же татуировка. Дракон. Я стал разглядывать их правые предплечья одно за другим — то же самое. Одинаковые драконы. По-видимому, это был их символ, их мета, а это значило, что в квартире Лиз мог быть и Роб Тайлер, и любой из этой банды. Может быть, они в нее втянули Лиз? А может, она дала пинка Робу и выбрала другого из этих замаскированных чудищ, и Роб взял с нее самую высокую плату — ее жизнь.
Мы с Тони стояли и смотрели, пытаясь понять это зрелище, осмыслить его. Нас словно парализовало. Тогда я и разглядел, чтó лежит посреди стола, вокруг которого они шаманили. Какое-то животное. Господи, это козел, мертвый козел со вспоротым брюхом. Что-то из него торчало. Потроха? Нет, не похоже. Крови не видно. Один из парней отошел, и я смог это рассмотреть. В распоротое брюхо козла был насыпан вареный рис — порядочная горка.
От отвращения меня чуть не вырвало. Я бы закричал, если бы не перехватило глотку. Зато меня прошиб пот, и я почувствовал, что холодные капли стекают по бокам. Я схватил руку Тони, сжал ее изо всех сил. Она тоже это увидела и зажала рот ладонью. Мертвый распоротый козел, начиненный вареным рисом. Дьявольский ритуал. Поклонники сатаны — вот кто они такие, вот что это за секта. Так они могли расправиться с Лиз. О Господи, вспороли ей живот, потом утопили. Боже, Боже, бедная девочка…