В воскресенье, в первой половине дня, приехал мистер Вальтер и пригласил меня отправиться с ним посмотреть, как живут аборигены. Большинство из них — рабочие-пастухи опытной станции или батраки окрестных ферм. Живут они в специально отведенном для них месте за пределами городка, в небольших сарайчиках без окон, стены и крыши которых сделаны из гофрированного железа, а пол — из цемента.
Возле домиков, прямо на земле, сидели мужчины и играли в карты. Рядом с ними расположились женщины и старики; некоторые из них на руках держали грязных ребятишек с воспаленными глазами и носами. Мистер Вальтер объяснил, что я приехал из далекой России и интересуюсь, как они живут. Но по их лицам я понял, что эти темные люди никогда ничего не слышали о России.
В жалких лачугах аборигенов нет никакой мебели. Всю их обстановку составляет куча рваного тряпья. Большинство аборигенов довольно свободно говорят на английском языке. Но наше присутствие их явно стесняло, и в основном они молчали.
Тяжелый осадок оставило у меня это посещение. И ведь так живут рабочие опытной станции, где их интересы в какой-то мере защищаются законом, а на частных фермах аборигены полностью предоставлены милости хозяев.
Во второй половине дня я пошел посмотреть погрузку скота для отправки. Из Дарвина через Катерин и дальше до поселка Бирдум протянулась железная дорога длиною почти 600 километров, специально построенная для перевозки животных. Каждый день из Дарвина прибывает специальный эшелон за скотом. Из окрестных ферм на специальных автопоездах скот подвозят на станцию Катерин и отсюда по железной дороге направляют в Дарвин, а из Дарвина — на пароходах — на Филиппины и в другие страны.
Автомашина с прицепами,
предназначенная для перевозки скота
Возле станции построено несколько больших загонов, Сюда на огромном грузовике с двумя прицепами подвозят скот. В открытые двери загона буквально влетают обезумевшие животные. Когда я попытался зайти туда сфотографировать их, на меня сразу же бросилось несколько быков.
У рабочих-ковбоев на плече висит ящичек с электрическими батареями, а в руках они держат палку, вроде стека, соединенную с ящичком проводами. Прикосновение этого электрического стека заставляет быков послушно бежать в вагоны.
Вечером мистер Вальтер пригласил меня к себе. В шесть часов у моей гостиницы уже стояла машина. За рулем сидела миссис Вальтер. В автомобиле я увидел шестерых ребятишек: старшей девочке было лет 12–13, а самому маленькому — чуть больше года. Каждый из них важно протягивал мне руку и называл свое имя. По именам определяю, что пятеро из них девочки и только младший, отрекомендованный Джоном, — «мужчина». Одна из девочек, лет четырех, спрашивает меня, почему я без рогов. Ее приятельницы говорили, что у всех «красных» растут рога. Объясняю ей, что это неправда, и подставляю свою голову: пощупать и убедиться, что их у меня нет. Она охотно это делает. Мать, смутившись, поясняет, что такие «подробности» девочке сказали дети соседей.
Вся семья собралась ехать купаться на реку Катерин. После жаркого дня искупаться очень заманчиво. По дороге миссис Вальтер рассказывает, что дальше к югу, куда мне предстоит ехать, многие сотни миль рек не будет, и поэтому я должен выкупаться до отъезда. Немного проехав, мы увидели среди заросших огромными эвкалиптами и пальмами берегов небольшую речку с чистой водой. Весь берег был так заставлен машинами, что пристроиться было нелегко.
На берегу и на мелководье водится много разнообразных птиц. Они не боятся людей и выискивают пищу рядом с купающимися. Только собаки заставляют их перелетать с места на место.
Чувствуется, что семья мистера Вальтера живет дружно. Старшие ребятишки опекают младших братьев и сестер. Старшие девочки скоро со мной подружились и без конца расспрашивали о жизни в России. Дома они стали показывать мне свои альбомы с марками и при этом не забыли сказать, что русских марок у них очень мало. Я понял их маленькую хитрость и обещал увеличить их коллекции. После чая с сендвичами дети попрощались, а мы остались беседовать.
Мои собеседники впервые в жизни заполучили русского и быстро выпустить меня не собирались. Супруги расспрашивали меня о состоянии науки в Советском Союзе, о жизни людей, заработной плате, ценах на товары и т. д. Охотно рассказывали они мне об Австралии, о себе. Миссис Вальтер во время войны была в Индонезии и при японской оккупации ей пришлось сидеть в концентрационных лагерях.
Как бы подводя итог нашей беседы, мистер Вальтер начинает хвалить Австралию. Он говорит, что в их стране каждый человек — и богатый и бедный — счастлив. Он волен работать или не работать, говорить все, что ему захочется, может жить, где хочет и как хочет, единственно, что ему запрещено, — это совершать преступления. Чувствую, что у меня еще слишком мало фактов, чтобы парировать его утверждения.
Я спрашиваю его, действительно ли мистер Нести, имеющий 100 тысяч голов крупного рогатого скота и получающий доход около 300 тысяч фунтов стерлингов в год, может прожить эти деньги. Ведь 2–3 тысячи фунтов в год обеспечивают сравнительно высокий прожиточный минимум. Однако такие средства имеют далеко не все. Почему бы за счет мистера Нести не прибавить тем, кто зарабатывает намного меньше, почему бы не построить школы, больницы? Почему бы не запретить таким мистерам иметь сверхшикарные дворцы, растрачивать в ночных ресторанах сотни и тысячи фунтов? А ведь мистер Нести — мелкая рыбешка по сравнению с некоторыми настоящими акулами, получающими многие миллионы фунтов стерлингов дохода в год. Он отвечает мне, что пока к таким мыслям они не привыкли. Они считают, что каждый человек живет на те доходы, которые получает, и не зарится на чужое. Я отвечаю ему, что мы, русские, целиком стоим за то, чтобы не зариться на чужое. Но ведь свое — это то, что каждый заработал своим трудом. А разве честным трудом, не эксплуатируя других, мистер Нести может заработать 300 тысяч фунтов стерлингов в год? Какими особыми талантами он обладает?
В заключение нашей беседы мистер Вальтер говорит, что, хотя он и не согласен с идеями, проповедуемыми коммунистами, но он восхищен убежденностью коммунистов в своей правоте. И он очень доволен, что познакомился с русским человеком.
Поздно вечером прощаюсь с гостеприимными хозяевами и возвращаюсь в гостиницу. Испытываю какое-то особое чувство радости, гордости за свою родину, за ее успехи.
В ПУСТЫНЯХ
ЦЕНТРАЛЬНОЙ АВСТРАЛИИ
Утром меня встретил мистер Вальтер. Его сопровождал высокий молодой человек. Мистер Вальтер назвал его Джери Педж и отрекомендовал как представителя Отдела животноводства департамента сельского хозяйства. Он должен был приехать еще вчера, но почти на сутки опоздал. Я сказал ему, что о нарушении графика вынужден буду доложить его начальству. Он извинился, но я почувствовал, что мое замечание ему не понравилось. С новым провожатым мне предстоит путешествовать двое суток и проехать почти тысячу километров. По дороге я смогу посетить несколько хозяйств.
Сразу же за городом начались леса. Осадков здесь выпадает много, и поэтому леса довольно густые. Чем ближе к полудню, тем становится жарче. Высунешь руку из окна машины — и кажется, что где-то рядом полыхает пожар. Багровое солнце жжет немилосердно и слепит глаза. Когда машина мчится со скоростью 120–150 километров в час, в ней еще можно сидеть, но стоит ей остановиться, как кузов превращается буквально в душегубку.
Постепенно лес редеет. Во многих местах видны большие пространства, покрытые высокой высохшей травой. Это австралийские прерии — травяная страна, как ее называют. Здесь растет кенгуровая трава с колосками, напоминающими овес, лесное сорго, буйволовая трава и другие злаки. В зеленом виде это прекрасный корм для скота, но во время засухи травы становятся почти несъедобными.