Все они просили у него денег и оружия. Просили его построить властью своих чар дворцы и замки, подарить им волшебных коней и соколов. Королевы и герцогини умоляли сделать их молодыми и прекрасными. А под конец каждый из них шептал: «Убей моего врага!»
Но едва Фауст начинал говорить о своих великих замыслах, как собеседники его становились глухи и немы. Все красноречие Фауста не могло тронуть их сердец.
А Мефистофель поглядывал на него и криво усмехался.
Наконец Фауст понял, что все попытки его бесполезны. Опечаленный, сумрачный, решил он вернуться к себе домой, в Виттенберг. В свой ученый кабинет, к брошенным книгам, забытым ретортам.
*
Когда Фауст открыл дверь кабинета, на него пахнуло знакомым запахом пыли и плесени. За столом, усердно скрипя гусиным пером, сидел Кристоф Вагнер.
– Как, это вы, доктор? – радостно удивился он.- Подумать только, как давно вы не бывали здесь! А странствия пошли вам на пользу. Помолодели – и не узнать. До нас доходили удивительные слухи! С позволения сказать, я за это время тоже во многом преуспел, стал магистром, читаю лекции…
– Рад этому, друг мой Вагнер. Вижу, вы стряхнули пыль с моих книг.
– Как же, я составил им полную опись. Никому не давал читать – переплеты портятся. Книги ваши стоят на полках в порядке…
– Более строгом, чем раньше. А что там в колбе?
– О, это секрет! От всех, кроме вас. В книге алхимика Парацель-са я нашел рецепт, как создать в колбе гомункула* – живого маленького человечка. Я выращиваю его, как кристалл.
– Любопытный опыт! Я помогу вам создать гомункула, Вагнер, он будет мыслить – это главное – и, может быть, когда-нибудь выйдет из своей колбы и станет настоящим человеком.
И Фауст накрыл колбу своей мантией.
Когда же на другой день он снял ее, в колбе, свернувшись в розовый клубок, лежал гомункул.
– Солнце, я вижу солнце! – засмеялся он тоненьким голоском,- О радость, о счастье рождения! Откройте окно настежь, я хочу глядеть на солнце.
Колба с гомункулом взлетела на воздух и начала кружиться по комнате.
Гомункул глядел на солнце, радовался и протягивал к нему ручки.
С тех пор Фауст полюбил беседовать с гомункулом. Это маленькое существо обладало великим разумом и угадывало мысли Фауста лучше, чем Вагнер или даже Мефистофель.
– О чем вы думаете? – спрашивал гомункул Фауста.- Нет, не говорите мне ничего. Я закрою глаза и увижу. Это словно сон. Круглые горы, оливковые рощи, стада кудрявых овец. А на пороге угрюмого дома, сложенного из гигантских каменных плит, плачет женщина – образ самой красоты. Золотые волосы завитками падают на чистый белый лоб.
– Это Елена, царица Спарты. Такой я вообразил ее себе и показал другим. Но если б я мог увидеть живую, настоящую Елену!
– Перенестись в Древнюю Грецию? Но для этого надо создать волшебный корабль.
– Ты прочел мои мысли, гомункул! Смотри, я уже начал делать чертеж этого корабля.
И вот во дворе застучали топоры, завизжали пилы. Мефистофель, посмеиваясь, доставлял из далеких стран все, что приказывал ему Фауст: самое легкое дерево и самое твердое. Немало топоров иступили и переломали плотники.
Наконец корабль был готов, остроносый,узкий. Паруса из тонкой, как паутина, ткани висели неподвижно: их мог надуть только ветер времени.
Фауст взял колбу с гомункулом и взошел на палубу корабля. За ним нехотя последовал и Мефистофель.
– Право, доктор, вы тащите меня за собой, как собачку на привязи. Далась вам эта Елена! По мне, любая ведьма милее. Ох, служба, горькая служба! Тащись за Фаустом, Мефистофель! Ведь если вы провалитесь в Тартар*, пропали все мои труды. В греческой преисподней я на чужбине. Лететь к Елене за три тысячи лет назад! И это, по-вашему, путь познания?
– Познание слепо и бескрыло, если оно не ищет красоты,- сказал гомункул.- Но этого тебе не понять, хромой урод!
– Молчи, невысиженный цыпленок, а то как бы твоя бутылка не треснула!
Фауст взялся за руль. Корабль сам собою легко и плавно снялся со стапелей, паруса надулись ветром времени, и корабль стремительно поплыл.
Вокруг него проносились замки рыцарей, пожары и битвы. Картина сменялась картиной. Старый замок лежит в развалинах. Но вдруг упавшие стены поднимаются, их лижет пламя. Мгновение – и замок цел и невредим. Как грозно глядят высокие башни! И вот замка снова нет, каменщики только закладывают его основание.