Мы с Мортимером слушали, присев на корточки, а Чернокрыс продолжал свой рассказ. Он принялся рыть так энергично, что из-под лапок вихрем летели чёрная земля, камни и червяки. Дыра становилась всё глубже. Дни сменялись ночами, но Чернокрыс не бросал труда. И вот в один прекрасный день он пробежал под землёй и выбрался на поверхность по ту сторону лаза. Но воздух в том месте оказался совсем не свежим и не сладким: он был густым от жжёного угля и выдохов паровых машин, он был скверным от нечистот и мусора. Чернокрыс увидел фабрики и дома. Увидел готовые рухнуть лачуги, увидел мощёные улицы — и везде на этих улицах бегали дети. Иные были чистенькими, с розовыми щеками.
— Но некоторые, — заключил крыс, — некоторые были совсем как вы.
Он снова сложил лапки на животе и улыбнулся. Ясно было, что дети вроде нас с Мортимером ему особенно понравились.
— Скажите-ка, мальчики, где живут ваши родители? — спросил крыс.
— У нас нет родителей, они умерли, — ответил я.
— О?
— Мы живём у тёти, — объяснил я.
— Понятно. А позвольте спросить… часто ли вам в тётином доме достаётся фазанье жаркое?
Мы с Мортимером помотали головой. Фазаньего жаркого нам и пробовать не доводилось.
— Нечасто? — уточнил крыс. — Но красивых игрушек у вас хотя бы в достатке?
— Ни одной нет, — ответил я. — Да мы и не успели бы поиграть. Мы целыми днями работаем.
Крыс поцокал языком.
— Ах вы бедняжки… Предположу, что и в шёлковой пижаме вы никогда не спали?
— Нет, — сказал я. — Никогда.
Крыс с довольным видом улыбнулся, помолчал, а потом продолжил:
— У нас, обитателей замка Индры, сколько угодно фазаньего жаркого, игрушек и шёлковых пижам. Но счастливы ли мы? Нет. Мы что ни день страдаем вместе с её милостью, и я, — он с серьёзным видом прижал лапку к груди, — даю вам честное слово, что ребёнок, который последует со мной к моей королеве, дабы утолить её печаль, — этот самый ребёнок получит всё, чего только ни пожелает.
— Я хочу с тобой! — тут же сказал Мортимер.
— Вот и славно! — возликовал крыс. — Исключительно хорошая новость! Не станем же терять времени! Я покажу вам, где лаз.
— Ну, посмотреть-то можно, — пробурчал я. Я не знал, верить ли крысу, но если его рассказ — правда, то всё, конечно, очень хорошо. Да и любопытно мне было, ничего не скажешь.
Крыс помчался вперёд, мы с Мортимером едва поспевали за ним. Пробежали мимо мастерских и фабрик, миновали большую школу, куда ходили дети, которым не нужно было работать, как взрослым. Потом повернули и пробежали мимо больницы, сумасшедшего дома и мертвецкой. Вот и кладбище.
Сюда мощёная дорога уже не доходила. Голая земля была присыпана тонкими, как кружево, прошлогодними листьями. На кладбище не было ни души. Начинало темнеть; каштаны тянули к небу острые ветви, словно желая схватить сумерки и подтащить их поближе, ускорив смену дня и ночи, хода времени, торопя тепло, чтобы побыстрее раскрылись листья. Мы пошли дальше, через северную пашню. В потёмках легко было запнуться о борозды в земле. В чьих-то далёких дворах жёлтыми квадратиками зажигались окна.
— Ну вот и пришли, — выдохнул Чернокрыс и остановился.
При виде дыры в земле меня проняла дрожь.
— Она же маленькая!
— Естественно, — согласился крыс. — Я вырыл узкий лаз с умыслом.
— С каким ещё умыслом?
— Когда я начал рыть, мне пришло в голову, что там, где есть дети, с большой вероятностью есть ещё и взрослые. Женщины, мужчины. И мои подозрения не беспочвенны, не так ли?
— Ну да, верно, — промямлил я.
— Мм! А женщины и мужчины мне в моём лазе совершенно не нужны.
— Почему это? — спросил я.
— Кто их знает, вдруг они окажутся опасными злодеями. — Крыс зажмурился.
— Это верно, — согласился я, потому что тут крыс был прав. Но меня всё-таки пугало, что дыра такая тесная.
— Предлагаю поторопиться, — пискнул Чернокрыс. — Барсучиха как раз готовит ужин. Если фазанье жаркое остынет, оно станет жестковатым.
Я помотал головой и сказал:
— Не пойду. Боюсь.
У крыса в глазах появилось смятение.
— Ну а ты, малыш? — Он посмотрел на Мортимера. — Что ты скажешь, мой юный друг?