Искусное изделие из слоновой кости,
выполненное резчиками Макени
Я осторожно поинтересовался, откуда мастер получает слоновую кость.
— Из Нигерии, — отрезал он. Но у меня были все основания сомневаться в правдивости его слов: слоны с такими большими бивнями в настоящее время уцелели только в Центральной и Восточной Африке.
Сфотографировав слонов со всех сторон, я пошел дальше осматривать город. Некоторые встречные дружелюбно приветствовали меня словами на языке темне: «Секе, секе!» Радостно удивленный, я отвечал тем же: «Секе, секе!». Жест вежливости, но он заставил меня забыть, что я здесь чужой.
Несколько матерей, обнаженные до пояса, сидят на ступеньках домов и спокойно кормят грудью своих младенцев. Они полны естественного достоинства и почти не обращают внимания на мои усиленные попытки их сфотографировать. Молодые девушки также не пытаются ускользнуть от поблескивающего глаза камеры, когда я навожу его с помощью фотоискателя. Большинство из них одеты в длинные африканские одеяния из очень красивых тканей с ярким рисунком. Вопреки моде, уже получившей признание во Фритауне, короткие юбки встречаются редко. Некоторые женщины по арабскому обычаю носят светлые, почти белые платья. По-видимому, здешние франтихи питают пристрастие к большим серьгам в виде пестрых шариков или серебряных подвесок: уличные торговки предлагают большой-выбор этих предметов. Последний крик местной дамской моды, очевидно, соломенные шляпы мягких тонов с широкими полями, отделанные изящной вуалью, которые никак не соответствуют традиционному обычаю носить тяжести на голове. Обладательницы таких шляп идут за покупками с плетеной сумкой из желтой соломы через плечо. Несколько женщин ищут защиты от жгучих лучей солнца под зонтиками веселых расцветок. Две матери с младенцами за спиной несут водруженные на голову тяжелые, в восемь слоев, кипы тканей. Дети тоже пытаются носить на головах миски с плодами манго или лепешками из маниока, но, еще не умея как следует соблюдать равновесие, старательно придерживают их руками.
Это яркое многообразное зрелище очень интересно наблюдать, а еще интереснее фотографировать. Как и я, вся толпа стремится к рынку. В Макени шестьдесят три африканских и двадцать пять ливанских магазинов с очень большим выбором товаров, но они никоим образом не заменяют рынок с его толчеей.
За первыми рыночными прилавками стоит один-единственный старый кедр, на котором приютилась большая колония красноголовых ткачиков. С верхних веток дерева свисает не меньше сорока их гнезд типичной шарообразной формы. Своим названием эти птицы обязаны ярко-красной голове, которой обладают только самцы. В колонии почти не заметно движения, редко-редко к ней подлетают отдельные птицы: время гнездования и высиживания птенцов наступит только через несколько недель, в период дождей, когда больше всего корма.
До меня донесся резкий запах рыбы. На столе, покрытом мешковиной, стоят корзины с кучками копченой морской рыбы. Ассортимент товаров на рынке Макени отвечает практическим потребностям жителей африканской деревни. Кроме продуктов питания, овощей и фруктов здесь много мисок, тарелок, чашек, горшков… На каждом шагу предлагают платки и ткани. Но нигде не видно изделий африканских ремесел, до которых так охочи туристы.
За мной увязался странно одетый человечек. Его платье до пят и белая феска придавали ему некоторое сходство с арабскими купцами. Никаких товаров при нем не было, но тем не менее по его красноречивым жестам я понял, что он хочет что-то мне продать. Всячески в самой вежливой форме я старался дать ему понять, что я для него не клиент, так как остановился ненадолго в Теко и обеспечен всем необходимым. Из моей речи он уловил только два слова — «клиент» и «Теко» — и тотчас предложил нанести мне туда визит. Я пожал плечами и отошел, показывая, что разговор закончен.
К моему великому удивлению, в тот же день, около шести часов вечера, настойчивый торговец и в самом деле явился в Теко с огромной сумкой, набитой черными резными масками из кедрового дерева. Положение мое было безвыходным! Храбрый малый не побоялся пройти в тропическую жару около двадцати километров, и притом с таким грузом дерева. Я чувствовал себя морально обязанным сделать «покупку долга», но никак не мог решить, на чем мне остановить свой выбор. Наконец я выбрал черную танцевальную маску. Торговец просиял и порекомендовал мне еще меч. «Из Нигерии», — сказал он с особым ударением. Невольно я улыбнулся. Почему опять из Нигерии? Меч из Сьерра-Леоне — это, конечно, ерунда, а вот из Нигерии… Всюду одно и то же — нет пророка в своем отечестве. Меня забавляло, с какой легкостью Лгут все эти торговцы.
Этот самый меч, рубящее оружие длиной в полметра, с рукояткой в кожаной обтяжке, по сути дела, был несколько «облагороженной» пангой. Клинок, вложенный в ножны из козлиной кожи, уже изрядно притупился и заржавел, но какое это имело значение?
Сделка была заключена только после обычных препирательств относительно платы, которую я по доброй воле дополнил парой мелочей из моего запаса подарков. Торговец, судя по выражению его лица, остался доволен. В довершение визита его угостили холодным напитком, после чего он отправился в долгий путь домой, в Макени.
Сури, присутствовавший при переговорах, улыбался, но не произнес ни слова. Торг — дело святое, никто не вправе ему мешать. Но потом он заметил немного пренебрежительно: «Нигерийский-то кинжал здешний». В этом я и сам не сомневался ни на миг.
Сури только семнадцать лет. Он рос в бедной семье, не мог поэтому посещать школу и почти не говорит по-английски. Его кулинарное искусство тоже основывается скорее на счастливых случайностях, чем на умении. Но располагающая к себе внешность молодого локо и неизменно приветливое выражение лица восполняют все пробелы его образования. Мне же больше всего нравится, с каким старанием Сури выполняет порученную ему работу. Мы очень быстро стали друзьями, и я не раз получал от Сури дельные советы.
По предложению Сэма Джонсона я решил на некоторое время расположиться лагерем в Теко, а уже отсюда предпринимать поездки на внутреннее плато, в Тонколили, Коно, Бомбали и Коинадугу. К этому меня побудили два обстоятельства: по отношению к этим местностям Теко занимал центральное положение; лесничий Северной провинции африканец Т. К. Джон был другом Сэма Джонсона. Сэм давно говорил ему обо мне, и на следующий день после моего приезда Т. К. Джон в сопровождении своей жены, трех сыновей и дочери приехал в Теко. Его визит был для меня очень важен: Т. К. Джон, лесничий всей Северной провинции, конечно, как никто знал состояние фауны в своем зеленом «царстве». Этот высокий, стройный человек интеллигентной внешности производил впечатление серьезного, большого, немного неуклюжего мальчика. В его лице я быстро обрел союзника, так как Джон обладал удивительной способностью воодушевляться. Три часа подряд мы говорили только о слонах, бегемотах, шимпанзе и попугаях, пока несколько полноватая м-с Джон не взбунтовалась и не потребовала переменить тему. Мы немедленно повиновались, но Джон успел мне шепнуть, что предоставит для моих зоологических экскурсий опытного проводника. В этот вечер я был самым счастливым человеком в Теко и, сидя в кругу африканских друзей на террасе перед домом Сэма, особенно наслаждался прелестью тропической ночи.
Пестрое содружество пернатых уже прекратило свой вечерний концерт, его сменило однообразное пиликанье цикад. На свет лампы прилетали с громким щебетанием изящные птички, они, подобно летучим мышам, делали над нашими головами несколько зигзагов и молниеносно исчезали снова в ночной темноте. Рассмотреть их было невозможно, но мне сказали, что это нектарницы. Нашу лампу постепенно облепили мириады насекомых — от маленьких москитов, издававших раздражающее жужжание, до больших жуков-«гудельщиков». Сэм Джонсон поставил под лампу миску с водой, и через несколько минут в ней уже плавали трупики многих из этих назойливых существ. Остальные самоубийцы, покончившие жизнь на горячей лампе, сотнями валялись на полу террасы. Вдруг из темноты выпрыгнула большая коричневая лягушка и осторожно приблизилась к месту «побоища». Она быстро высовывала язык и слизывала нм еще трепетавших насекомых. С явным наслаждением она поглощала одну порцию за другой, нисколько не смущаясь нашим присутствием. С час она охотилась на этих богатых угодьях, после чего, наевшись, удалилась.