Тут надо сказать, что хотя Толька уже целый год сидел за компьютером, разбирался он в нем еще слабенько. Ведь играть на компьютере в игры — это одно, а понимать, как он работает, — совсем другое. Так что, если происходило что-то непредвиденное, Толька всегда бежал за помощью к папе.
Сейчас, конечно, так поступить было нельзя. Во-первых, папа спит, и его еще добудиться надо, а во-вторых, если он проснется, то ни за что не поверит, будто компьютер включился сам, без Толькиного участия. А раз так, то сильно рассердится, и тогда уж точно не видать Тольке компьютера целую неделю.
Проще всего, конечно, было выдернуть вилку из розетки и попытаться снова заснуть. Однако какой-то бес нашептывал, что перед этим надо все-таки нажать ENTER и посмотреть, что из этого получится.
Так Толька и сделал. Он уже тысячу раз нажимал на эту клавишу и не ждал никакого подвоха, а потому смело надавил указательным пальцем на гладкую пластмассу…
В первое мгновение Тольке показалось, будто его током дернуло. Не так чтобы очень сильно, но чувствительно. Хотя пластмассовая клавиша — это не оголенный провод, через нее даже ущипнуть не могло. Однако уже через несколько секунд Толька понял, что это вовсе не удар током, а что-то совсем иное и непонятное.
Лаптев ощутил, что теряет вес. Не оттого, что худеет, а оттого, что сила земного тяготения перестает на него действовать. Он сделал какое-то судорожное движение… и медленно поплыл вверх. По крайней мере, туда, где был потолок с люстрой. Впрочем, уже через несколько секунд он перестал понимать, где верх, а где низ. Когда Толька доплыл до потолка и коснулся его вытянутыми руками, ему стало казаться, будто «верх» находится на одной боковой стене, а низ — на другой. Попытавшись перевернуться, Лаптев неловко дрыгнул ногой, и его стало вращать, как веретено. А когда он попробовал подтянуть колени к животу, чтобы остановить это вращение, его завертело, как акробата, делающего тройное или там четверное сальто. Кувыркаясь в воздухе, перепуганный Толька полетел к стене, стукнулся об нее босыми пятками и в полном отчаянии заорал:
— Мама-а!
То есть он хотел заорать. Вроде и рот открылся, и воздуха в груди было полно, и голосовые связки напряглись — а крика не получилось. Даже шепота. На какое-то время установилась мертвая тишина. А может, абсолютная или глухая — называйте как хотите.
Насчет «глухая» Толька тоже подумал. В том смысле, что это не тишина установилась, а просто он сам оглох. И снова заорал во всю глотку, надеясь, что родители проснутся, прибегут и выручат. Но и в этот раз Толька ничего не услышал, как и родители, должно быть. Потому что никто из них не проснулся и не прибежал его спасать. Зато от этого крика — в невесомости крик реактивную тягу создает! — Тольку еще сильнее закрутило и стало бросать от стены к стене, от потолка к полу и от двери к окну. Хорошо еще, что окно было плотно завешено шторами, а то бы Толька выбил стекла и вылетел на улицу. Совершенно ничего не понимая, Толька опять заорал — на сей раз уже чисто от отчаяния. Конечно, он и теперь не услышал собственного голоса, еще больше завертелся в воздухе и окончательно потерял понятие о том, где верх, где низ. У него закружилась голова, и вся комната поплыла перед глазами. Теперь Толька уже почти не видел отдельных предметов — все слилось в какую-то мутную кашу.
В этой расплывчатой и мельтешащей каше только экран монитора был различим, как четкий светящийся прямоугольник. Конечно, поскольку Тольку все время вертело и крутило, разглядеть, что творится на самом экране, он не мог, да и не пытался.
Однако еще через несколько секунд Толька заметил, что экран светится намного ярче, чем прежде, и теперь этот самый монитор стал похож на огромную прямоугольную фару, испускающую мощный световой луч, как у прожектора.
Эта световая полоса с каждой секундой расширялась и через какие-то мгновения превратилась в некое подобие поваленной набок пирамиды. Впрочем, поваленной пирамида могла показаться только человеку, который сумел бы различить, где в этой комнате пол, потолок и стены. А Толька этого различить уже не мог, потому что чем ярче разгорались экран и высвеченная им «пирамида», тем непрогляднее становилось все то пространство, что находилось за пределами этой самой «пирамиды». Создавалось впечатление, будто комната вообще исчезла и вне «пирамиды» начинается какая-то космическая пустота.