— Павел Петрович, вы?
— А кто же! Ну, чем это вы тут ужинаете?
— Да… так, решили посмотреть, в каких местах больше всего бродит искателей, — отозвался Тарасов.
— Ну и что же выяснилось?
— Пока рано делать выводы, — ответил Коровин. — Михаил Федорович это выдумал.
— Это что же — опять в сторону? — перебил его Тарасов. — Вы не представляете себе, сколько у вас государственных ценностей в памяти запрятано.
— Ну, бросьте, — отмахнулся Коровин.
— Поругайте его, Михаил Федорович, хорошенько, — весело сказал Буров. — Не первый год с ним дружу, а все на чистую воду не выведу. Всегда за чью-нибудь спину прячется. Правда, бывает и иное. Если кто-нибудь проштрафится или кого-либо собираются наказывать, наш Иван Петрович тут как тут. Начнет доказывать, что провинившийся — человек молодой, хороший, что ему помогать надо.
— Ну и злопамятны же вы, Павел Петрович, — огрызнулся Коровин.
— Это я-то? Хочешь, больше скажу? Благодари, что у меня характер мягкий.
— Когда как.
— Ах вот оно что! Так знайте, Михаил Федорович, уже месяц, как выручать было некого. Так он свой отчет за прошлый год переделывать взялся, конечно, чтобы не браться за новое дело, а сам с вас глаз не сводил и молчал Ходил, присматривался Ну, что?
— Хватит, Павел Петрович, сами-то хороши. Я же про вас ничего не рассказываю!
Буров рассмеялся:
— Хочешь проект приказа покажу об откомандировании в распоряжение поисковой партии, где начальником Тарасов?
— Правда?! — воскликнул Коровин.
— Правда не правда, а пока пошли ужинать.
— Вот за этот подарок, Павел Петрович, спасибо! — вмешался Тарасов.
— Что, так проголодались? — отшутился Буров.
— Ну, зачем так смеяться. Мне лучшего помощника, чем Иван Петрович, не найти.
— Ладно Все. Пошли, а то я сейчас начну с голоду помирать и приказ отменю.
По дороге вспомнили об архивных делах «Кабинета се императорского величества».
— Да, да! — спохватился Буров. — Это мы действительно упустили. Хорошо помню, такие синие папки. Мы их брали из архива рудоуправления. Правда, у меня тогда не хватило времени все просмотреть. Я искал только документы, касающиеся самого Риддера. Но видел, что там немало бумаг о других рудниках Алтая и о поисковых работах. Устарело это страшно, но посмотреть стоит. Утром узнаем, куда их задевали.
Тарасов и Коровин проводили Бурова домой, а потом долго бродили по улицам, обсуждая планы подготовки к полевым работам. Обычно молчаливый, Коровин на этот раз оказался неутомимым собеседником.
Утром в конторе был проведен «субботник» по поискам «императорских дел», но папок не нашли. Пришлось обращаться в архив рудоуправления, которым ведал маленький, удивительно «уютный» старичок, пользовавшийся широкой популярностью в Риддере.
На улицах городка с архивариусом здоровались все — взрослые, молодежь, детвора. К нему обращались за самыми неожиданными справками. Он мог по памяти, или немного порывшись в ему одному известной папке, восстановить любую дату в истории рудников Риддера и его района. Архивариус знал родословную всех старейших горняцких семей; историю открытия, разработки и консервации каждой шахты; историю большинства домов, улиц и переулков городка.
Давно забыто, когда, откуда и почему появился в Риддере Алексей Алексеевич. Известно лишь, что он всегда жил в маленьком домике, рядом с управлением рудника; сначала учительствовал в местной школе — преподавал арифметику, алгебру и геометрию.
Каждую весну вокруг домика учителя вырастали цветочные клумбы, которых тогда было очень мало на улочках Риддера. По неписаному правилу, даже самые отчаянные из риддерских юнцов никогда не трогали этих гряд. И если вдруг обнаруживалась потрава, все знали — объявился «чужой». Бесчисленное количество незатейливых цветов, выращенных в учительском цветнике, расселилось в горшках или баночках на окнах рабочих домиков.
Когда хозяева рудника предложили Алексею Алексеевичу занять место архивариуса, он сразу согласился, не потому что ему надоела шумная ватага ребятишек. Нет! Просто он по душе своей был не математиком, а историком и уже не один десяток вечеров провел над изучением старых архивных документов, а когда бывал в особенно хорошем настроении, иной раз проговаривался, что мечтает если не написать, то хоть подготовить материалы к составлению истории местных рудников.
Алексей Алексеевич как бы законсервировался в одном состоянии и возрасте. Он так и остался жить в «учительском» домике, все свое время архиву.