Профессор Визе не договорил последнего слова, надвинул оленью шапку на голову и отошел в сторону…
Мы шли по бухте Тихой. Мимо мелькнули долина Молчания, ледник Маланья. С мостика капитан заметил очертания домика зимовщиков. Кочегар Московский, прозванный „дальнозорким“, первым увидел развевающийся алый флаг самой северной в мире радиостанции. Тишину прорезал крик:
— У-рр-аа!..
Нас ждали. Ветер, подувший с ледника Юрия, вздувал в воздухе красное полотнище.
Не верилось, что за пять дней мы покрыли 900 морских миль по свирепому океану и коварным льдам. Радист тов. Гершевич перехватил последнюю телеграмму зимовщика Шашковского:
„Москва. Тасс. 22 июля в 19 часов вечера восточные ветры выгнали ледяные поля из бухты Тихой, расчистив путь ледоколу „Седов“.
Ледокол находится в виду и входит в Британский канал. Все приготовлено к встрече долгожданных гостей. По собственной инициативе зимовщиков, за несколько дней возведен каменный фундамент здания для двигателя. Зимовку на Земле Франца-Иосифа следует считать законченной.
Едет новая смена. Мы возвращаемся на материк“.
Ледокол заревел. Черные точки на крыше пришли в движение. Послышались выстрелы. Мы отвечали. Безмолвие Арктики нарушилось. Празднично входил ледокол в бухту Тихую.
Все ближе и явственнее выступали на фоне сверкающего льда дом и люди, машущие шапками. Нам была понятна их радость — увидеть людей с родины после изнурительной, полной одиночества полярной ночи.
— Все ли живы? — Как провели зимовку? — Чем обогатили науку?
Не успел ледокол отдать якоря, как от берегового припая, на небольшой лодочке отшвартовались два человека.
К бортам Седова приближались незнакомцы. Пышные, окладистые бороды, выросшие за „большую ночь“, изменили лица.
— Кто же это?
Даже участники прошлогоднего похода пожимали плечами. Лодка у борта. По штормтрапу карабкается рыжебородый человек. Слышу позади себя всхлип. Оборачиваюсь: буфетчик Иван Васильевич Якимов, жизнь которого связана с „Седовым“ с первого года его покупки, плачет. Старик не выдержал.
— Да это же начальник станции Петр Илляшевич.
— Ну, как?
— Ничего, благополучно.
Нехватало слов для вопросов и ответов. Снова рассматривали друг друга и снова спрашивали.
— Ну, как?
— Ничего, благополучно.
Отто Юльевич разрядил смехом „торжественную“ атмосферу.
— Петр Яковлевич, твоя-то борода гуще моей, а?
Все расхохотались. Сошлись бородачи.
Через несколько минут две больших шлюпки доставили нас на берег. Остававшиеся на берегу зимовщики помогают нам сойти на ледяной припай. У этих лица уже побриты. Брюки выглажены.
Знакомимся: вот высокий, с спиной широкой, как у волжского грузчика, радист Эрнест Кренкель; гигант метеоролог Шашковский; вечно улыбающийся представитель самой северной ячейки доктор Георгиевский; сухой, как щепка, моторист Муров, редкозубый повар Знахарев; хороший товарищ, старик, — служитель Алексин.
Небольшая комната — столовая — убрана по-праздничному. На середине стола, выделяясь на белоснежной скатерти, стояла фаянсовая ваза с желтыми альпийскими маками и голубыми полярными подснежниками.
Заговорили все и говорили очень много. Даже несловоохотливый радист Кренкель не мог удержаться.
— Товарищи, вы поймете, вы должны понять, как мы бесконечно рады рассказать вам первым о долгой полярной ночи, о наших достижениях.
— Не забудь, скажи, как жили.
— Какой был у вас коллектив!
— Я, было, забыл…
Самая северная в мире радиостанция (остров Гукер Земли Франца-Иосифа).
— Что забыл? Ведь ты только начал говорить.
— Погодите, не мешайте, дайте парню кончить.
— Да он еще и не начинал.
Кренкель смутился, покраснел.
— Не перебивайте, я сначала. 12 января в 11 часов 40 минут ночи, после окончания служебных передач на Маточкин Шар, я решил дать радиовызов — сигнал „цеку“ „всем, всем“. Четыре минуты я выбивал в эфир точками и тире… — „CQ — CQ — CQ“…
После выключения мотора для приема я услышал, что меня по этому сигналу вызывает какая-то станция. Представьте, как я был удивлен, когда услышал позывной американского правительства. Обычно же правительственные станции не отвечают на вызовы маломощных станций, к числу которых относилась и наша. Я был взволнован.
— Да ты не волнуйся, говори дальше.
— Вступившая в разговор неизвестная станция, — продолжал Кренкель, — попросила сообщить местонахождение нашей и кому она принадлежит. Я сообщил, что наша станция находится в сердце Арктики — на Земле Франца-Иосифа, и принадлежит она первому в мире пролетарскому государству. Обратно получил восторженный привет. Оказалось, что вступил в связь с антарктической экспедицией адмирала Берда, находящейся на южном полярном материке (вблизи барьера Росса, в море Росса). Географические координаты этой станции — 78°35′30″ южной широты и 163°35′ западной долготы. Заговорили два полюса. Южный сообщил следующее: