Виктор Гребенюк подсел поближе к Гаврилову:
— Вы обещали об отце рассказать…
— Хорошо, — согласился старшина. — Познакомились мы с ним по. Товарищи вынесли его на плащ-палатке. Командир хотел отправить в госпиталчти в самом начале войны. Вместе отходили, вместе наступали. В одном бою был он ранень, Евтей Моисеевич упросил: «Неохота свою часть покидать. Отлежусь в медсанбате. Мне, — говорит, — никак нельзя на другое направление. Я здесь пойду — на Севастополь, Таганрог, Мелитополь». Подлечился — и снова в строй. Под Севастополем опять получил ранение. Штурмовал Сапун-гору. Первым с флажком бросился в атаку…
Жадно смотрят на старшину солдаты и ловят каждое его слово…
…Из Крыма вместе со своей частью парторг роты Евтей Гребенюк был направлен в Прибалтику. Ехали несколько дней. Потом выгрузились из вагонов и шли пешком к переднему краю. На привал остановились в небольшом селе, в нескольких километрах от передовой. В подразделении было немало молодых солдат. Поэтому командир принял решение оставшиеся до вступления в бой дни использовать для «обкатки» новичков.
Перед занятиями старший сержант Гребенюк собрал молодых, долго беседовал с ними.
— А вы подбивали танки? Они страшные, наверное! — спрашивали не бывавшие в бою воины.
— Конечно, первое время жутковато. Но потом привыкнете, как еще ловко будете зажигать их. Подпустить старайтесь поближе, чтобы наверняка попасть.
— А если раздавит? Боязно все же… — сказал низкорослый голубоглазый паренек.
— Для этого окоп есть, траншея.
Потом солдаты наблюдали: старший сержант скрылся в траншее, а у него над головой, гремя гусеницами, прошел танк.
— Как видите, не раздавил, — сказал он новичкам.
А по примеру парторга смелее ложились затем на дно траншеи и «необстрелянные».
Лучшие бронебойщики делились опытом, рассказывали о том, как лучше, сподручнее подбивать вражеские «тигры».
Приметил Евтей Моисеевич голубоглазого паренька Демьяна Ющенко. Неразговорчивый, скрытный, он частенько уединялся и что-то писал. Когда к нему подходили, прятал блокнотик.
— Не стихи ли сочиняешь? — спросил Евтей Моисеевич.
— Да нет, — ответил солдат.
Но ротный бронебойщик Гончаренко пронюхал-таки: действительно, Демьян неравнодушен к стихам.
Может быть, рота позанималась бы еще, но не дал противник. На одном из направлений он перешел в атаку. В ту же ночь навстречу озверелому врагу, окруженному нашими войсками, вышли гвардейцы.
…Наступило утро, теплое, тихое. Даже тонкие стебельки травы, поднявшейся на бруствере, и те не дрогнут, не погнутся. Чернобровый солдат с голубыми, словно небо чистое, глазами, с большими пухлыми губами осторожно выглянул из окопа и сощурился от солнечных лучей. Они били прямо в глаза. В этом пареньке нетрудно было угадать «поэта», как его про себя окрестил Евтей Моисеевич. Солдат чем-то напоминал ему старшего сына Николая. Такой же рассудительный, молчаливый.
— Смотри, хлопцы, як спокойно! — воскликнул солдат. — Если бы не те вон танки, что догорают, можно подумать — не на войне мы. А дывись, как дым от них идет, прямо в небо упирается!
— Ющенко, спрячьте голову! — услышал он хрипловатый голос парторга и вмиг присел. Гвардии старший сержант между тем продолжал: — Тишина эта ненадолго. Опять фашисты в атаку полезут. Окопчик-то надо бы углубить, чтобы танки гусеницами голову не побрили.
— А мы их так близко не допустим! — ответил кто-то из солдат.
— Это хорошо. Но окопаться нужно. Так будет лучше.
— Да, совсем забыл, — добавил парторг, обращаясь к Ющенко. — Поздравляю. Командир сейчас сказал мне, что представил вас к награде.
Ющенко смутился. Потом, оправившись от волнения, солидно заметил:
— Думка у меня такая, что не заслужил я этой чести. Другие не хуже меня воюют.
— Все хорошо воюют, — ответил Евтей Моисеевич. — И каждый по заслугам ценится, по делам своим. Коль награждают, значит, достоин этой чести. И потом, это вам вроде аванса, чтоб еще лучше воевали. Видел я: стойко держались вы. Сердце у вас крепкое, верное сердце.
Старший сержант обвел всех медленным внимательным взглядом, будто целился в каждого, проверял. Устали солдаты. Семь контратак отбили за эти два дня. Хватит ли у них сил, чтобы не только отстоять этот кусок родной земли, но и пойти дальше, на запад?
— Трудно все-таки, товарищ старший сержант, — как бы отвечая на его мысли, тихо произнес худощавый, бледнолицый паренек. — Вон сколько танков пускает на нас фашист. Измотал вконец!