— А теперь перейдем к подъему переворотом, — сказал Семенов.
Новый прием давался не сразу. Напрасно, повиснув на турнике, силился Виктор поднести к перекладине ноги: никак не слушались, будто на стопы гири повесили.
— Это дело поправимое, — успокаивал Семенов, — старайся почаще подносить носки к перекладине. Постепенно войдешь, как говорится, в форму.
Однажды не выдержал Виктор. После неудачной попытки подняться на турник резко повернулся и пошел прочь от снаряда.
— Ты чего же это, Витя? — догнав его, спросил Семенов.
Виктор повернул к нему побледневшее, злое лицо:
— Терпение лопнуло.
— Подожди, а поручение комсомольское как же я…
— Оставайся со своим поручением!
Виктор бегом поднялся в казарму Здесь он долго сидел у окна, наблюдал, как крупные капли дождя сбегали по стеклу, оставляя узорчатые следы.
— Такую пустяковину не могу сделать, — вслух досадовал он.
— Это не пустяковина, — услышал Виктор. — Выносливый, крепкий солдат — гроза для врага.
Обернувшись, Виктор встретился с проницательным взглядом незнакомого старшины. Черноволосый, брови густые, смоляные, срослись у переносицы. Гимнастерка туго перехвачена ремнем.
— Гаврилов, — представился он.
— Гребенюк, — буркнул солдат, вставая.
— Знал я одного человека, — сказал старшина. — У него выдержки больше было. Помнится, ехали мы на фронт мимо его дома. Мог бы остановиться, а потом догнать поезд. Не захотел. Дисциплина, говорит, всех касается, а не только парторга. А ведь человек не видел семью три года. В оккупации она осталась. В память мою на всю жизнь врезалось название той станции: Терпение.
— Это же наша станция! — оживился Виктор. — А как звали того человека?
— Евтей Моисеевич Гребенюк. — И увидев, как резко подался солдат к нему, старшина воскликнул, лукаво усмехаясь:
— Что с тобой, парень, уж не знакомый ли тебе этот Гребенюк?
— Отец он мне.
— Знаю, дорогой, знаю, — старшина положил ему на плечо широкую ладонь. — Воевал я вместе с отцом твоим. Кавказ обороняли, Севастополь, Прибалтику освобождали. Видел я, как погиб он.
— Товарищ старшина, — Виктор умоляюще взглянул на старшину Гаврилова. Ведь этот человек был рядом с отцом, слышал его последние слова, видел, как он ходит, говорит, смеется. — Вы, товарищ старшина, все мне должны рассказать! Все, до капли.
— Обязательно расскажу. Но сначала хочу спросить: отчего вам физподготовка не нравится?
— Нет, почему же! — возразил Гребенюк. — Просто я думаю, что не в ней главное.
— А вам не приходилось по пятьсот километров пешком топать? — спросил старшина.
— Нет. В колхозе на машине ездил. В части, где раньше служил, возил командира на легковой.
— А-а, — понимающе протянул старшина. — Белая кость, значит…
— Как это: белая кость?
— Да есть такая категория людей, — уклончиво ответил старшина, — которые считают, что для них особые законы писаны: им-де на машинах ездить, а другим пешочком ходить… Так вот, о выносливости: мы с Евтеем Моисеевичем в общей сложности много тысяч километров пешком прошли, да не всегда по гладкой дороженьке, а под пулями, и не в рост, а по-пластунски.
Виктор опустил голову.
— Ты уж извини меня, — пожалел его старшина. — Хотел об отце от меня узнать, а я тебе нотацию читаю. Обиделся?
Солдат молчал.
— Хорошо, — Гаврилов жестом пригласил Виктора. — Подойдем к стенду.
Около лежавшего на полу стенда стоял на коленях ефрейтор Бурлетов, светловолосый, наголо стриженный солдат. Он был так сосредоточен, что не слышал, когда подошли Гребенюк и Гаврилов. Перед ефрейтором стояла рама с натянутым на нее полотном. Ловкими мазками он наносил на полотно смелые линии. Виктор узнал знакомые черты. Бурлетов рисовал портрет его отца — Евтея Моисеевича Гребенюка. Заметив старшину, ефрейтор встал, виновато посмотрел ему в глаза.
— Извините, увлекся.
— А портрет хороший получается, — похвалил старшина. — Евтей-то Моисеевич как живой. Верно, Виктор?
— Пожалуй, — ответил Гребенюк.
— Еще не закончен, — произнес Бурлетов. — Когда завершу, совсем похожий будет. Пошлем твоей матери. А для нас еще напишу.
Старшина подвел Гребенюка поближе к стенду.
— Вот, смотрите, какой путь проделали мы с отцом, — и он указал на красные стрелы, которые убегали на запад, стремительно огибали опорные пункты врага.
Гвардии старшина сверхсрочной службы Иван Андреевич Гаврилов беседует с воинами о боевом пути части. Крайний справа Виктор Гребенюк.