Пройдя ещё несколько шагов вперёд по чему-то хрустящему, я спустился на разрушенную террасу. За десять лет некогда прекрасный сад просто исчез, а большая часть скамей оказалась разрушена или оплетена странным вьюном. Чувствуя, как протестует уставшее тело, я рухнул на ближайший обломок.
Закрыв глаза и откинув голову назад, вдохнул полной грудью. В наступившей тишине я мог явственно ощутить каждый болезненный импульс от каждой раны, полученной за этот проклятый день…
— Иероним?
…я медленно открыл глаза и затаил дыхание.
Буря утихла и теперь над головой раскинулось практически чистое иссиня-чёрное небо, усыпанное сверкающими звездами и огнями зависших на орбите космических кораблей. Рваные остатки туч отступили и теперь мешали разве что внимательнее разглядеть занимающийся на востоке рассвет.
Очередной порыв ветра смёл с крыши Собора гроздь снега, тут же закружившегося причудливым неспешным ураганом. Не сводя глаз с неба, я смиренно наблюдал, как снежинки падают мне на лицо. Чувствовал, как обжигают своим касанием кожу. Сначала одна, две, три…
— Мы закончили, Бас? — спросил я, не опуская взгляда к земле, где на границе зрения виднелась чёрная фигура дознавателя.
— Думаю, да, — послышался ответ. Такой же легкомысленный и мальчишеский, как и всегда. — Думаю, Валон-Урр в безопасности.
Не удержавшись, я всё-таки повернулся на голос.
Себастьян сидел на снегу рядом со мной. Кровь пропитала его чёрный армированный комбинезон, а длинные волосы спутались. Юноша встретил мой уставший взгляд, и тут же на его бледном лице расцвела легкая улыбка.
А в следующий миг дознаватель исчез. Растворился в сумерках, даже не оставив следов на снегу, будто бы его никогда здесь не было.
Тогда улыбнулся я, вновь прикрыв глаза. Зимний ветер бил в лицо, наливая льдом потёки крови и пота, пронизывая тело до костей. Действие адмилодокса давно закончилось, но я больше не ощущал боли. Лишь то, как медленно утекала жизнь.
Впрочем, это уже не имело значения…
Всё, что мне оставалось, — наслаждаться опустившейся на город ночной тишиной и долгожданным чувством спокойствия.
Пусть оно и продлится всего несколько минут…
Конец
Послесловие
Вот и подошла к концу эта короткая история. И должен сказать, что её написание было связано с определёнными трудностями.
Одна из них — это переоценка сил и пересмотр сюжета. Конечно, изначальная задумка содержала в себе всё те же ключи: инквизитор с ПТСР и смерть ученика, расследование, обратившаяся сестра и еретик-кардинал. Однако, когда я только начинал эту работу, масштабы должны были быть куда больше. Вы могли заметить это по некоторым фрагментам, которые остались в тексте. Например, дворянин, с которым у Иеронима возникает перепалка при первом визите в Собор, или короткая сюжетная арка с Архивариусом и террористами. Планировалось, что в своём расследовании инквизитор Хальвинд прежде всего столкнётся с обществом «Церковников» — сектой фанатиков, преследующих идеалы Гога Вандира и стремящихся полностью захватить власть на Валон-Урре. Цепочка взаимодействия именно в среде церкви предполагалась куда обширнее, чтобы показать противоречия чистой веры в Кредо и несовершенства людей, что его исповедуют. Однако в конечном варианте всё это свелось буквально к паре абзацев.
Сам же Хальвинд изначально должен был быть более безумным. Человек на грани помешательства, подозрительный и помешанный, которого от беды ограждал именно Себастьян. И именно со смертью Себастьяна Хальвинд должен был оказаться в «кошмаре», когда реальность и воспоминания сливались настолько сильно, что ему приходилось курить обскуру (намёки на это можно было увидеть в ушлых лавочниках, которые упоминались в сцене с курьером-шпионом).
Финал же был предрешён с самого начала. По сути, стоящий на самом краю инквизитор умирал, обретя спокойствие. Сделав перед смертью что-то, что заставило бы его внутренние тревоги отступить.
Роль Афелии тоже планировалась глубже как минимум для того, чтобы показать детальный процесс падения Мираэль. К сожалению, именно за эту арку обиднее всего, ведь мне не удалось показать процесс, как ревностная, но неопытная фанатичка попадает под влияние тёмных сил, играющих на её чувствах стыда и ненависти к самой себе, на гордыне и любви к собственной внешности, утраченной навсегда. По сути от всего этого остались лишь мысленные размышления самого Хальвинда и редкие слова Афелии о строптивой послушнице.