— Нет, цыпленочек. В данный момент не женат. Никакая леди, если она в своем уме, не посмотрит второй раз на такого оборванца, как я. К тому же, я не слишком жажду заполучить приемник, по которому весь день передают пропаганду — и всю ночь тоже.
— Вы случайно не рецидивист? — спросила она наполовину в шутку, наполовину всерьез.
— Я, как говорится, просто верю в свободу и равные права для всех. А также в то, что по радио нужно передавать клевую музыку, крошка. Джаз там или что. Па-ра-бом-та-та-та.
Пегги Сью рассмеялась.
К микрофону вернулся Паттон, тоже, судя по всему, малость перебравший. Галстук у него съехал в сторону, верхняя пуговица гимнастерки была расстегнута, а из-под каски просачивались струйки пота. Генерал был похож на коварных буржуйских агентов из кинолент, которые так любил финансировать Дж. Эдгар Гувер: вроде боевиков «Как я был капиталистом по заданию ФБР» или «Я вышла замуж за капиталиста». Из уголка рта генерала торчала знакомая всей стране наполовину выкуренная сигара, когда он потребовал на трибуну Осгуда Янделля.
— Товарищ председатель, — начал высокий гость, — мне выпала честь передать жителям Роузвилла личный дар товарища генерального секретаря Каноне.
Под восторженные крики публики он сорвал коричневую оберточную бумагу с какого-то прямоугольного объекта. Даром оказалась цветная литография в рамке, изображавшая материнского вида женщину, одетую по моде начала века. Дама стояла у борта корабля и держала на руках младенца, показывая ему возникший на горизонте силуэт статуи Свободы. Это была репродукция с известной картины Нормана Рокуэлла, изображавшая прибытие малолетнего Капоне в Новый Свет. Паттон вручил литографию Янделлю. Тот произнес краткую благодарственную речь и пообещал, что бесценная реликвия займет почетное место на стене городской мэрии. Потом он объявил о начале праздничного вечера. Оркестр, ждавший лишь его разрешения, заиграл вальс.
— Пойдем, Чарли, и вы тоже, мистер Керуак, — сказала Пегги Сью, увлекая мужчин за собой. — Мама напекла своих фирменных пирожков.
Она привела Чарли и Джека к уставленному едой столу, за которым собрались представители роузвиллского пролетариата. На другом конце поля партийные чиновники и их семьи пожирали зажаренного быка.
Чарли, Джек и Пегги Сью принялись подкрепляться яблочным пирогом и сливками, когда на стол упала тень.
— Ага, вот где ты, ас. Что скажешь? — произнес голос владельца тени.
Они оглянулись. Это оказался Хоуви.
— Хоуви, глубокоуважаемый котика. Как я вижу, ты сделал ноги из каталажки. Должен тебя огорчить: бутылку я прикончил.
— Дерьмо, — сказал Хоуви, не замечая присутствия дамы. — Придется, видно, ублажать себя этим богомерзким сидром. Черт, как эта гадость сажает печенку.
— Так каким же образом тебе удалось выбраться из-за решетки? — спросил Джек.
— Проще пареной репы. Меня караулили сержант-водитель и несколько солдатиков. Поразительные олухи. Я обул их в покер, поставив на кон свою свободу.
— Хоуви, разреши представить тебе mes amis. Вот этот цыпленочек — Пегги Сью. Сегодня утром ты уже встречался с ее сестричкой, помнишь? А это — наш Чарли-кот, самый бравый пионер штата Канзас.
— Очень приятно, братья-пилигримы. Пойду добуду себе что-нибудь и заодно попробую отрезать кусочек быка на палочке, которого зажарили для начальства. Как вы думаете, сойду я за партийного чиновника?
Хоуви ухмыльнулся, продемонстрировав неровные зубы. От него Несло перегаром и авиационным горючим. Вблизи этот тощий хулиган с неопрятной седой шевелюрой меньше всего напоминал партийного функционера. Если бы старик был одет получше, решил Чарли, он мог бы устроиться работать пугалом.
— Почему бы и нет, товарищ комэск? — сказал Джек. — Только поосторожней. Паттон все еще где-то поблизости и, по-моему, так и не расстался с мыслью тебя прикончить.
— Паттон? Пошел он на хуй — пардон за французский, мадам.
Хоуви прочистил горло и послал на траву обильный, желтый от табака плевок.
— Что, парень, — обратился он к Чарли. — Ты, небось, считаешь, что эти «асы» — что-то особенное?
— Конечно, — ответил Чарли. — Они, на сегодняшний день, лучшие пилоты Америки. Может быть, даже мира.
— Как же — лучшие в мире! Чушь собачья. Эти старые пердуны вообще не умеют летать. То есть, конечно, водить самолет они в состоянии, но это и дураку по силам. Я бы не поставил ни на одного из них просроченную продуктовую карточку. Разве что на Линдберга. У этого пижона когда-то был дар, только он его просвистел…
— Но как же их подвиги во время войны… — возмущенно начал Чарли.
Хоуви только цинично ухмыльнулся.
— Насчет Линдберга — ладно, могу поверить. А остальные только вешают всем лапшу на уши, парень, особенно Лафайет Хаббард… Черт с ними, сейчас мне не до подвигов. Пойду добывать жратву и выпивку.
Посмеиваясь про себя, он начал поворачиваться.
— Да, кстати, — добавил он, — пока я вас разыскивал, прошел мимо эстрады и споткнулся. Кошмар — наступил прямо на картинку с какой-то бабой и карапузом, глазевшими на мисс Свободу. Вместо лица у маленького засранца теперь дырка. У меня ощущение, что картина вроде как ценная, так что, если кто спросит, я тут ни при чем, ладно?
— Я не могу в точности воссоздать чувства, которые тогда испытывал. По прошествии времени старая любовь вспоминается как песня — остается лишь «сладость встреч», а «горечь расставаний» и боль забываются. Джек мне нравился, но в нем угадывалось и что-то беспокойное и пугающее. Он, конечно, был слегка ненормальным, но зато честно говорил то, что думал, в отличие от очень многих «нормальных», с которыми мне приходилось сталкиваться. Мне даже, в каком-то смысле, нравилось быть «Чарли-котом». Это, по крайней мере, звучало приятней, чем «юный пионер Холли», а уж с «техасским червяком» и сравнивать было нечего. Вот Хоуви, тот был настоящим сумасшедшим, притом опасным. Если его фамилии не было в списках Маккарти, ее несомненно следовало туда внести. Не забывайте, мистер Лоу, что за высказывания, которые Хоуви позволял себе на каждом шагу, его запросто могли расстрелять. А заодно и меня с Пегги Сью — просто за то, что мы его слушали. В лучшем случае, мы отделались бы лагерем.
— Через некоторое время появилась Пэтси. Она с опаской поглядывала на Хоуви и старалась держаться от него подальше, однако Джек-Весельчак пришелся техасской красавице по душе. Если Пегги Сью еще только зарабатывала нашивку за искусство строить глазки, то Пэтси в этой области являлась признанной чемпионкой трех графств. Джек же, в роли дамского угодника, мог потягаться хоть с самим Вьяттом Эрпом. Просто наблюдать за тем, как он ухаживает, стоило университетского курса. К тому же, пользы от такого курса было бы куда больше, чем от «Распознавания силуэтов вражеских самолетов». Когда Джек увел Пэтси танцевать, я тоже, наконец, набрался храбрости и пригласил Пегги Сью последовать их примеру. У меня имелась нашивка за искусство танца. Через несколько минут Джек на время оставил свою партнершу и подошел к дирижеру оркестра, темнокожему пареньку из Форт Бакстера. Под его управлением находились и белые, и цветные, но поскольку в армии в то время еще официально действовало правило расовой сегрегации, неграм приходилось сидеть отдельно. Джек и дирижер увлеченно побеседовали о чем-то, быстро договорились и ударили по рукам. Возвращаясь, Джек хитро ухмылялся во весь рот, а оказавшись рядом с Пэтси, сразу обнял ее за талию, не дожидаясь, пока дирижер закончит давать новые указания музыкантам. Двое белых с медными духовыми поставили инструменты на пол, негр-контрабасист избавился от смычка. Затем оркестр заиграл музыку, которую никогда не передавали по радио. Джек показал Пэтси, как под нее танцуют. Сначала остальные не могли приспособиться к ритму, но никому не пришло в голову возмущаться: пары лишь столпились вокруг Пэтси и Джека и наблюдали, как тот демонстрирует танцевальные фигуры. Потом все — включая Пегги Сью и меня — начали танцевать. Вообще говоря, этот импровизированный джаз был не совсем в моем вкусе, но он звучал иначе, чем привычная музыка. И он возбуждал. Как-то незаметно медаль Американской молодежной славы поблекла в моих глазах…