Но это была только надежда. Ребята идут, а хребты вдали, торы слева, болота внизу все тянутся, словно за все утро не сделали ни одного шага вперед. Не раз пытаются перебраться через низину, но кривые, редкие, с ржавой корой до верхушек березы, широкие разливы болота не обещают успеха, и они снова идут у подножия. Когда хребет круто поворачивает влево, притихшие ребята совещаются.
Утомленный Гринча пользуется случаем и опускается на прохладный цветной мох, Петча сурово хмурится, только Санча не унывает; он уверен, что все кончится хорошо.
— Хлеба хватит, рябчиков в тайге много, дров не пожжем, воду не выпьем,- говорит он беззаботно,- гуляй себе!
— Помолчи, зубы щерить не время,- останавливает Петча,-все по сторонам глядишь, а дорогу искать на одного навалили!
— Мне не нужна дорога,- задорно отвечает Санча.- Я еще три дня ходить буду, не заплачу, как вы с Гринчей!Помолчав, он говорит:- Давайте решать все вместе. По-моему надо переходить болота.
— Давай переходить. Я тоже не забоюсь, не думай!
— А ты, Гринча, что молчишь? За тебя языка у нас нет.
— Я не знаю…
Вид Гринчи вызывает досаду.
— Эх ты… Сидел бы ты у матери под юбкой, как цыпленок!
— А зачем звали?
— Замолчи, а то вот как дам с правой! Иди вперед!- берет на испуг Санча.
— Ну, итти, так итти,- говорит Петча,- только уговор, не вертаться назад. Поплывем, а до хребта дойдем. Согласны?
— Вали!
— Ну, я вперед!
— Нет, я вперед!- кричит Санча и бегом спускается к болоту.
Он смело идет впереди, сначала по влажному глубокому мху, словно по перине, местами мерзлому и жесткому, потом осторожнее и медленнее по щиколку в воде.
В зарослях трудно двигаться, но вода мельче. Хребет, с которого спустились, удалился и спокойно дремлет в полуденном солнце.
— Теперь плыть, да быть,- весело кричит Санча впереди,- кончилась вода!
Ребята радостно любуются поляной, совершенно сухой и ровной.
— Боялись ни весть чего, вот…- и Петча, не договорив, опускается в разорвавшийся мох.
— Зыбун, ребята, до дна не достаю!- испуганно шепчет он,- давай руку!
Подбежавший Санча опускается в медленно оседающий мох. Под ногами зыбится тонкая пленка, словно натянутый войлок. Показывается вода. Бросившись обратно,, он одной ногой просекается в зыбун. Из дыры с шипящим звуком вздуваются пузыри.
— Давай палку длинную, язви вас! — кричит Петча, тщетно стараясь выбраться.
Под его руками слабый травяной и моховый покров разрывается и сыплется, как край гнилой дерюги. Дыра становится большая, он уже может держаться только на плыву.
— Давай жердь!- кричит он,- жердь давай скорей!
Осторожно ступая, Санча придвигает Петче две жерди, потом набрасывает веток, по которым тот с трудом выбирается наверх. Разорванный мох сходится, сближается-и дыры словно не было. Ребята стоят ошеломленные. Путь до хребта по зыбуну, где на каждом шагу ждет предательская ловушка, уже представляется невозможным.
— Нет уж, взад пятками не повернем,- говорит Санча,- уговор был.- Петча и Гринча молчат.
— Как по льду шли-с палками надо итти, в обе руки взять, тогда удержит, если и прорвется.
— Нет,- наконец, прерывает молчание Петча.- Будем настил делать.
— А по-моему, и не так,- соображает Санча,- по одним жердям пройдем, будем стоять на них, а другие наперед продвигать будем, потом на тех будем стоять, а эти продвигать.
— Верно! По пятку довольно, десять штук надо! Айда, ребята, рубить жерди! Ум хорошо, а два лучше!
6
Снова ребята ошиблись в расчете. Пустынное море тайги встретило их щетинистыми волнами хребтов.
Вечереет. Словно грозовые тучи громоздятся горы. Заходящее солнце бросает тяжелые тени в долины, и они кажутся ущельями и бездонными пропастями.
— Заблудились,- тихо говорит Петча.
Это слово в первый раз произносится вслух. И почему-то сразу становится ясным безвыходность и страшная правда. Маленькими шажками, заплетаясь ногами, бредут ребята под огромными соснами. У Санчи за поясом болтаются рябчики, убитые на ручье. Но ни дичь, ни приключения не радуют уже. Гринча торопливо спешит за товарищами и считает себя погибшим. Несколько раз с утра он начинал плакать, но Санча пригрозил кулаком:
— Я тебе завою! Что собака, что хозяин! Та выла всю ночь, а этот-днем!
Торопливое солнце расплылось в ущелье, как блин, и вот-вот погаснет теплый дневной свет. Острые вершины расплавились в огне.