«Она еще молодая, красивая. А я смертельно раненный солдат, как сказал доктор. Холера ему в бок, этому краснощекому, белоголовому бодрячку. — Он тут же самолюбиво стиснул губы и сжал кулаки. — Черта с два! Не знает он нашей косачевской породы, не ведает, что мой дед прожил сто два года. Отца, правда, убило громом, когда еще был молодым. А дядя Остап? Этот, говорят, работал грузчиком в порту, до глубокой старости таскал тяжеленные кули с мукой и сахаром, грузил баржи!»
Тем временем жена все приготовила, тихо позвала:
— Иди к столу, Сережа, чай готов.
Косачев встал, пошел было к столу, но вдруг что-то вспомнил, потянулся к портфелю.
— Да, чуть не забыл про духи. Возьми, твои любимые «Красная Москва».
— Спасибо, — сказала жена, тронутая его вниманием. — Стоило беспокоиться?
— Ты устала? — спросил Косачев, заботливо глядя на жену.
— Нисколько, — сказала она. — А ты?
— Малость есть, — признался Косачев. — Посплю, и все как рукой снимет. Вкусные штуки ты приготовила, все съем.
Клавдия Ивановна наконец решилась начать свой разговор.
— А без тебя тут приходили врачи, — осторожно сказала она. — И этот старенький Борис Захарович был. Все очень беспокоятся, говорят, тебе обязательно надо серьезно подлечиться.
— А ну их! — махнул он рукой в досаде. — Делать им нечего. Ахают, охают. Без них обойдусь!
— Напрасно ты так, Сережа, — ласково улыбнулась она. — Врачи не шутят. Может, и в самом деле пора тебе отдохнуть, годы твои уже какие и здоровье. Раньше говорили: большевики не уходят на пенсию, стоят на посту до последнего вздоха. Да ведь пост посту рознь, вон какую махину сколько лет тянешь! Пусть бы кто помоложе взялся.
— Я еще десятерых молодых за пояс заткну, — оборвал ее Косачев и громыхнул стулом, поднимаясь из-за стола. — Не слушай ты этих больничных шептунов, не пускай на порог и сама не ходи к ним. У врачей так мозги устроены, что, по их разумению, всякий человек — больной, ему все вредно: и пить, и есть, и ходить, и работать. Скучные люди!
Она не соглашалась, но не стала спорить. Почувствовала, что муж может взорваться, и замолчала. На этом и кончилась ее попытка обсудить домашние проблемы, поговорить о будущем, о судьбе девочек, о переезде в Москву.
Уснул он сразу крепким, глубоким сном и, вопреки своему обычаю, не проснулся в шесть часов. Часы пробили семь, он не реагировал. Тихо качался маятник, время приближалось к восьми, а Косачев крепко спал. Жена несколько раз подходила к постели, хотела разбудить, но не решалась.
Около восьми часов зазвонил телефон. Косачев проснулся, взял трубку. Говорил секретарь горкома Василий Павлович Астахов:
— Я все знаю, Сергей Тарасович, — сказал он Косачеву. — Мне уже звонили из Москвы. Дело серьезное, надо собирать партактив.
— Я уже договорился с Уломовым. Сейчас еду на завод.
— Когда прилетит уполномоченный из Москвы? — спросил Астахов, и Косачев понял по интонации, что секретарь горкома уже знает и об этом. — Кажется, Пронин?
— Да, Пронин, — подтвердил Косачев. — Думаю, прилетит в ближайшие дни.
— Добро, — сказал Астахов. — Держите меня в курсе. Буду часто наведываться на завод.
3
Весть о том, что заводу поручено важное правительственное задание, разнеслась с молниеносной быстротой. Ни в печати, ни по радио не было никаких сообщений, никто из должностных лиц нигде не делал публичных заявлений, а уже к утру об этом знали все рабочие на заводе. К вечеру того же дня о делах трубопрокатчиков заговорил весь город.
В автобусах и трамваях обязательно кто-нибудь добродушно выкрикивал:
— Эй, водитель, быстрее жми, трубопрокатчиков везешь. Деликатнее на поворотах, не растряси.
В столовой говорили:
— Пропустите их без очереди: трубопрокатчики.
Ночью выпал обильный снег, и днем над белым городом все кружились легкие пушистые снежинки. Надвигались суровые морозные дни.
Накануне партактива прилетел Пронин. Заехал на несколько минут в гостиницу, сразу же отправился на завод, чтобы осмотреть все на месте, ознакомиться с состоянием дела.
Косачев позвал Водникова, Поспелова, Уломова и других инженеров, представил их Пронину, предложил всем отправиться на осмотр заводской территории и цехов.
— В Москве потеплее. Хоть и снег, а морозов нет, — заметил Пронин, проходя через двор, щурясь от света.
— Это еще не холод. Однако настоящий мороз не за горами, — сказал Косачев.