— Сварить можно. А выдержат ли такие швы высокое давление?
— Выдержат, — уверенно ответил Косачев. — Трубы практически никогда не лопаются по сварным швам.
— Надо идти на риск, — поддержал директора Никифор Шкуратов. — Чего сомневаться?
— А вы, Вячеслав Иванович, неотступно следите за сваркой, — повернулся Косачев к Поспелову. — Почему медлите с организацией новых бригад электросварщиков? Почему Николая Шкуратова до сих пор держите в другом цехе? Поручите ему сколотить бригаду, отлично справится. Пускай смелее берется, вызывает на соревнование Аринушкина, а то он больно зазнался, самоуверенный стал. Верно говорю, Степан? — Косачев добродушно улыбнулся Аринушкину.
— Не обгонит меня, — мотнул головой Аринушкин. — Я не сдамся.
— А вот и посмотрим, чья возьмет. Может, и оба так поднатужитесь, что дай бог, только бы жилы не лопнули.
— Я семижильный, Сергей Тарасович, — отшучивался Аринушкин.
Ребята работали в хорошем настроении.
Время летело быстро, а дело подвигалось не так скоро, как хотелось Косачеву. Он тревожно думал о каждом ушедшем дне. Цех расширялся, устанавливались станы, строились целые линии, на поверку все шло хорошо. Только листопрокатчики основательно подводили завод. Косачев требовал, чтобы Водников лично занимался этой проблемой.
Главный инженер в решительные моменты умел показать свой характер. Всякое дело любил хорошенько «разжевать», прикинуть и так и сяк, «обнюхать» со всех сторон. И чем труднее, серьезнее была проблема, тем больше он тратил времени на «разжевывание». Непроработанные до конца идеи и проекты он называл зелеными арбузами: мол, с виду привлекательно, заманчиво, а есть нельзя. И сколько бы ни тянулось «дозревание», он проявлял удивительную терпеливость, никогда не приступал к делу преждевременно. Но уж если окончательно убеждался, что затеянное дело оказывалось интересным, перспективным, как он говорил — вполне «созревшим», Водникову не терпелось поскорее его осуществить. Тут он, не жалея ни сил, ни времени, готов был в любую минуту; броситься в атаку, пробить любую брешь и своей энергией заражал окружающих.
Так случилось и теперь. Когда Водникову стало ясно, что старания снабженцев, ежедневные переписки с прокатным заводом, бесконечные звонки и всевозможные нажимы через министерство и главк не дают желаемого результата и не продвигают поставку листа, Водников решил взяться за дело сам. Он отправился к листопрокатчикам, чтобы на месте разобраться во всем, договориться и проследить за отгрузкой листа.
9
После встречи с Ниной на заснеженной тропе Алька стала упрямо искать возможности поговорить с Николаем. Она жила недалеко от Шкуратовых. Появилась она на этой улице лет пять назад, поселилась у тетки и прижилась, как дома. Родители дали ей немодное в наше время имя Алевтина, но все называли ее Алей, а больше Алькой, и было в ней что-то свойское, располагающее, она легко сходилась с людьми, была общительной. Ей давно нравился Николай, да и многие считали, что это была бы неплохая пара, оба веселые, работящие и собой хороши. Но все видели, что Николай совсем не интересуется Алькой, потом стало ясно: он любит другую.
А с Алькой у Николая тянулась давнишняя история, еще с той поры, когда он учился в железнодорожном техникуме и мечтал стать машинистом. Никифор Данилович хоть и возражал против такой профессии, все же не препятствовал сыну, так как уважал всякую рабочую специальность. Послал он в то время Николая на Южный Урал к своему другу-машинисту на практику. Там-то и приключилось знакомство Николая с этой чудно́й Алькой. Какая-то история вышла, а что именно, никто не знал, только случилось, что именно после этой поездки на практику Николай оставил свое учение паровозному делу, пошел на трубный завод. А вслед за ним приехала и Алька.
Подробностей их отношений никто не знал, а Николай до сих пор помнит все до мелочи. Было это года за два до ухода Николая на флотскую службу. Поехал он тогда к отцовскому другу Тихону Сазонову, который жил на небольшой станции недалеко от Орска. Машинист был молчаливый крепыш с сивыми усами, широкоплечий, с короткой жилистой шеей, неторопливый в движениях, со строгим взглядом.
Оглядел Николая с ног до головы, улыбнулся, будто одобрил парня.
— Ну что же. Коль приехал за делом, времени зря не теряй. Завтра же поедешь со мной. Разбужу на заре.
И вот они — Николай и Тихон Кузьмич Сазонов — в будке паровоза. Старый машинист присматривается к малому, малый весь насторожился, желает не уронить себя. Пристально приглядываются друг к другу. Следят за малейшим движением, ловят каждый взгляд, говорят скупо, взвешивают слова. Оба прикидываются равнодушными, спокойно делают свое дело. Один старше другого на двадцать семь лет. Едва познакомились вчера, но уже как-то сразу прониклись взаимным доверием. Бывает так, что люди впервые в жизни встречаются, а кажется им, будто они давно хорошо знакомы.