Но Ауксе, видимо, не убедили его слова.
— Не нравится мне эта витиеватая философия, — отрезала она, — мне кажется, что ты стараешься объяснить какими-то глубокими тайными причинами свое малодушие и распущенность, чтобы только оправдать себя.
— Не знаю. Иногда я хочу сделать одно, а делаю другое. Сейчас вот, идя к тебе, я собирался оправдываться и защищаться, а пришел и сознался во всем. Делай со мной, что хочешь.
— Так слушай, я тебе скажу, почему ты не захотел рассказать мне правду и солгал. Произошло это потому, что ты тогда еще не решил порвать с госпожой Глауджювене. Да и теперь еще не решил. Правда?
Людас немного подумал и тихо ответил:
— Правда. Но разве это так необходимо?
— Ты все еще любишь ее?
— Нет, но она мне дорога с юношеских лет.
Ауксе поглядела на него сосредоточенным взглядом И, словно дело шло о самом простом, спросила:
— Ты целовался с ней после того пикника?
Первым движением Васариса было рассмеяться, прикинуться наивным, изумленным, воскликнуть: «Что ты?» Но он замялся, помедлил и, сделав над собой усилие, признался:
— Да, целовался.
Печаль затуманила глаза Ауксе. Помолчав с минуту, она сказала упавшим голосом:
— Видишь, дело здесь не в твоей лжи по поводу пикника, все обстоит гораздо серьезней. Я думаю, что и тебе ясно создавшееся положение и ты справедливо оценишь его. Гордость не позволяет мне встречаться с тобой, посколько ты связан с другой женщиной, хотя и говоришь, что любишь меня. Я еще не знаю, в какую форму выльются наши отношения, но делать из них забаву не могу. Для меня это вопрос жизни.
Она ожидала ответа, и Васарис, немного подумав, сказал:
— Хорошо. Я решил разойтись с госпожой Глауджювене.
Но не того ждала от него Ауксе. Лицо ее затуманилось еще больше, и она совсем тихо сказала:
— Боюсь, что ты решился только на словах. А чтобы выполнить это решение, нужно время, борьба с самим собой и умение кое-чем пожертвовать. Я вижу, что ты не очень хорошо разбираешься в своих мыслях и чувствах. Я хочу, чтобы ты проверил себя. Поэтому мы должны разойтись, а значит, не общаться, не встречаться долгое время, а может быть, и никогда.
— Ауксе! — воскликнул Васарис. — К чему эта комедия? Я и без того могу не бывать у Глауджювене, если ты этого непременно хочешь.
— Если ты считаешь это комедией, тем хуже. Наконец дело не только в том, что ты бываешь у нее. Поздней ты сам поймешь это.
Он ничего не ответил. Некоторое время оба обдумывали свои слова. Васарис тыкал окурком в пепельницу, а Ауксе машинально распутывала бахрому диванной подушки.
— Может быть, это и к лучшему, — наконец сказала она — что мы будем считать близкие отношения порванными. Тебе будет легче проверить себя и на что-то решиться. Тебе прежде всего нужна ясность. Иначе ты погубишь себя и свой талант.
Он хотел еще возражать и спорить, но Ауксе перебила его:
— Не говори ненужных слов. Видишь, я не сержусь, не горячусь и все это хорошо обдумала. Насколько я тебя знаю, я уверена, что поступаю правильно. Прощай, Людас. Скоро я на все лето уеду за границу. Ничего от тебя не требую. Поступай так, будто я и не существую!
— А ты? — воскликнул Васарис. — Неужели ты с легким сердцем и так жестоко выносишь мне приговор? Неужели ты все взваливаешь на меня одного, миришься с создавшимся положением и уезжаешь, словно только от меня зависит судьба наших дальнейших отношений? Это несправедливо, Ауксе.
Ауксе печально усмехнулась:
— Поверь мне, если бы она зависела от меня, я бы не побоялась никаких жертв. Но теперь все в твоих руках. Ведь расстаемся мы не по моей вине.
Выражение решимости и надежды озарило лицо Васариса. Он пристально взглянул ей в глаза и, взяв за руку, сказал:
— Хорошо, Ауксе, ты хочешь меня испытать? Я согласен. Надеюсь, что когда мы встретимся осенью, и тени недоразумения не останется между нами.
— Дай-то бог, — ответила Ауксе.
Он собрался уходить. Разговор их принял совершенно неожиданное для Васариса направление. Что-то роковое нависло над ними обоими. Прощаясь с Ауксе, Васарис чувствовал, что их отношения перешли за грань обычного знакомства и легкой влюбленности. Однако в душе Ауксе образовалась пустота. На прощание она поцеловала Васариса, словно видела его в последний раз.