— Ха-ха-ха! — звонко смеялась Люце, спрыгивая с брички. — Вижу, что вы не ждали таких гостей! Мы и хотели удивить вас. Не прогоните?
— Нежданные гости еще приятней. Верно, вы издалека едете? Вот и хорошо, что завернули к соседям!
— Представьте себе, нет. Прямо из Клевищкиса — к вам.
— Что-то не верится, — сказал Людас. — Однако, что же это мы стоим? Входите, пожалуйста, вы совсем запылились.
Тем временем вышла встречать гостей и мать Людаса, потому что барышня из усадьбы настоятеля, хоть и не сам ксендз, а все же особа к нему близкая, и такое посещение — честь каждому дому.
— Видите ли, матушка, — по пути в горницу говорила Люция, — чтобы вы не очень удивлялись нашему приезду, хочу вам все сразу объяснить. Мы узнали, что у вас в саду поспели ранние, сладкие груши, а они как раз очень нужны нашей экономке. Если дадите нам груш — останемся, если нет — тотчас уедем обратно.
— Пожалуйста, пожалуйста, — сколько хотите! — поспешила уверить ее мать Людаса. — Груши теперь как раз налились, а скоро и перезреют.
— Дяди сегодня дома нет, вот я и уговорила нашего органиста поехать со мной.
Между тем с поля пришел старый Васарис поглядеть на неожиданных гостей. Узнав, зачем приехала племянница настоятеля, старик был очень польщен. Для него не было большей радости, чем похвала его саду, потому что все деревья он и посадил и привил сам. А тут еще не кто-нибудь хвалит, а племянница такого знаменитого настоятеля! Он тотчас повел всех в сад, чтобы показать сладкие груши, рассказать их историю, а заодно и обойти каждое дерево. Оказывается, Люце отлично умела поддерживать разговор о садоводстве, а старого Васариса, точно медом по губам мазали:
— Вот, барышня, хоть и господского звания, хоть и ученая, а за садом ухаживать умеет, — похвалил ее отец Людаса. — Да, правда, у клевишкского настоятеля прекрасный сад. Наверно, вы помогаете ухаживать за ним?
— Да, мы с дядей знаем каждое дерево, — подтвердила Люце.
Показав деревья, старик хотел повести ее еще и на пчельник, но тут уж Люция запротестовала:
— Боюсь! Боюсь! — закричала она и замахала руками. — Почему-то меня не любят пчелы. Только вчера одна ужалила! — Тут Люце засучила рукав повыше локтя и показала ужаленное место. Однако ни Людас, ни другие не обнаружили никакого следа на гладкой, белой, округлой руке.
— Ничего уже не осталось, вот и хорошо! — обрадовалась девушка.
Любителем пчел оказался органист. Старый Васарис был счастлив найти слушателя. Он тотчас подвел его к одному из ульев и сказал: — Вот в этот улей в праздник святого Антанаса залетел пчелиный рой.
— А мы пойдем поглядеть на ту красивую горку, где вы сидели, когда я подъезжала, — предложила Люце семинаристу.
— Ничего особенного, самая обыкновенная горка, — отговаривался Людас.
Его равнодушие, видимо, задело Люце.
— Не хотите? — спросила она, поглядев на него в упор.
— Очень хочу. Да боюсь, не понравится вам мое любимое местечко.
Поднимаясь на Заревую гору, они разговаривали о самых обыкновенных вещах. Потом Люце принялась расспрашивать его, как он провел каникулы, не скучал ли с родителями и со старым настоятелем? Людас отвечал, что ничуть не скучал, что ему было очень хорошо, потому что он любит одиночество.
— Конечно. Оттого, верно, и забыли навестить нас, — упрекнула его Люце.
— Как забыл? Вы же отлично знаете, что я был у вас.
— Скажите, Павасарелис, вы очень на меня тогда рассердились?
Людас почувствовал, что она говорит искренне и точно извиняется.
— Чего ради я стал бы сердиться? Вы были заняты другим, на меня не обращали внимания — и только. Кроме того, я заметил, что был тогда незваным гостем.
— Я вела себя так нарочно. Сама не знаю, какой бес толкнул меня на это. К тому же я чуточку сердилась на вас за то, что вы долго не приезжали. Вот и все. Ах, как я жалела об этом, когда вы уехали! А когда вы не явились и на престольный праздник, я совсем заскучала.
Слова Люце были очень приятны Людасу. Он сразу поверил им, хотя и сделал вид, что сомневается.
— Вы только теперь так говорите, а тогда я видел, кому вы дарили свое внимание!
— Бразгису? — спросила Люце.
— Конечно.
— Все это комедия. Должна же я с кем-нибудь разговаривать.
— Но вы выходите за него замуж, — несмело заметил семинарист.
Люце расхохоталась:
— Ведь вы-то, Павасарелис, не женитесь на мне? Людасу стало стыдно, и он ничего не ответил.