— Но там же люди! — возразил тот, но, заметив перекошенное от злости лицо правителя, повторил сигнал, недавно подаваемый самим Юстинианом.
— Милостивая Карна! — выдохнул Аргус, подскочив с кресла, но тут же плюхнулся обратно, заметив, что никто из присутствующих его порыва сбежать пока не разделял.
Корнут проследил за его взглядом и беззвучно чертыхнулся. Псы, хлеща воздух тощими длинными хвостами и переминаясь на массивных лапах, словно вкопанные застыли вокруг частокола. Один из осквернённых стоял с поднятой рукой лицом к самой крупной зверюге. Какое-то время животное пряло ушами, будто слушая беззвучный приказ, затем, щёлкнув зубастой пастью, покрутило мордой и протяжно взвыло. Вой подхватила вся стая, но стоило осквернённому опустить руку, и оголодавшая свора безволосых туш устремилась по брёвнам на трибуны.
В раскалённом солнцем воздухе стояло удушливым миражом колышущееся марево. На Арене властвовала полная неразбериха, визгливый лай сорвавшихся с цепи чудовищ смешался с истерическими воплями обезумевших от страха зрителей. Псы белёсой кишащей массой растеклись между рядами сидений и вомиториями, бросались на каждого попавшегося на пути, подпрыгивали, хватая за ноги карабкающихся друг на друга людей, и стаскивали их назад, к неумолимой гибели. Оскаленные клыки рвали в клочья замешкавшихся, обгрызали лица и руки, вырывали куски мяса с ещё живой плоти, и всё это кошмарное пиршество сопровождалось холодящим нутро воем и истошными криками.
Выстрелы вновь заполонили Арену. Стреляли в псов, купавшихся в собственной крови и крови несчастных, в гладиаторов, кромсавших безоружный народ, в сам народ — не намеренно, но прицельная стрельба с такого расстояния и в таких условиях фактически невозможна.
Корнут с силой вонзил ногти в подлокотники кресла, судорожно придумывая, как бы прекратить эту чудовищную бойню. Всё, что он сейчас видел — смерть и панику. Мертвецы устилали ряды багровым покрывалом, кровь текла ручьями, расцветая на белом камне алыми лепестками. Толпа вопила, стонала сотнями и тысячами глоток, растаптывала заживо тех, кому не повезло устоять на ногах. Как?.. Как всё это остановить? Солдатам сюда не прорваться — море перепуганных граждан намертво закупорило все проходы. Толпа рассасывалась медленно, достаточно для того, чтобы усеять трупами каждый метр этого богомерзкого места.
Внимание Корнута привлекли оставшиеся рядом с частоколом гладиаторы. Теперь они, разбившись на две группы, стремительно приближались как раз к той части трибун, над которыми возвышалась королевская ложа. Великан тащил на плече ещё одно бревно, явно намереваясь пробраться сюда с другой стороны. Им не было дела до толпы, они её и вовсе не замечали, у них была своя цель, и Корнут уже начинал догадываться — какая. Юстиниан был слишком увлечён перепалкой с начальником гвардейцев, чтобы заметить нехитрый манёвр выродков, Лаура оцепенела немым изваянием, погрузившись в некий транс, разве что старик Флорес, поймав на себе взгляд Корнута, многозначительно кивнул. Он тоже предчувствовал надвигающуюся беду и явно не питал надежды, что всё обойдётся.
— Немедленно уводите короля! — закричал Корнут главному льву, указывая на гладиаторов, взбирающихся по изуродованным телам. — Сейчас же!
Юстиниан умолк, буравя взглядом наглеца, посмевшего перебить своего правителя, но Корнут плевал на его негодование. Ждать от ублюдков пощады равноценно добровольно накинуть петлю себе на шею.
В ложе начался переполох. Аргус, до того словно прибитый гвоздями к сиденью, кинулся к своему кузену. Сенешаль с казначеем забились в угол, не решаясь покинуть ложу первыми: видимо, страх не настолько захлестнул их, чтобы пожертвовать своей репутацией или, того хуже, нагретыми местечками при дворе. Дий метался как ужаленный, старший Флорес, вцепившись в руку своего сына, принялся что-то торопливо говорить ему на ухо. Очнувшаяся от оцепенения королева потянула за локоть своего супруга и начала умолять прекратить упрямиться.
Начальник гвардейцев наконец смекнул, что происходит, и крикнул подчинённым, чтобы начали расчищать дорогу, сам же, проверив револьвер, попросил переполошившихся гостей сохранять спокойствие. Но Корнута больше тревожило не спокойствие гостей, а сами гвардейцы, точнее, их количество. Лаура отправила с девочками четверых, оставив ещё столько же охранять ложу, остальные дежурили внизу, у входа, — слишком далеко, чтобы успеть защитить монаршую семью. Четверо против осквернённых… Да они закончатся на том громиле с бревном!
— Прошу, Ваше Величество, — Корнут склонился над сидящим королём. — Если вы останетесь здесь хоть на минуту дольше, то погибнете.