И вновь – здравствуй, столица!
Траур, он в Петербурге такой траур! Закутанные в черную парчу и соболя дамы (лето в Питере – оно тоже, такое лето!) придирчивыми взглядами из неторопливо движущихся кабриолетов мерили друг друга жадными оценивавшими взглядами, их кавалеры – поголовно с черными повязками на руках – скорбеть о потерях в императорской семье предпочитали компаниями и обязательно в дорогих ресторанах. А после предписанной правилами приличий минуты молчания начинался кутеж, как в последний раз – с цыганами, медведями, иногда с пальбой, и чуть реже – с дуэлями. А наутро наступала пора доносов: кто, как и сколько раз нелестно отозвался о действующем правительстве. Еще вчера упивавшиеся полной вседозволенностью мужчины и женщины понуро шли в сопровождении конвоиров до машин с зашторенными окнами, а их места очень скоро занимали новые персоналии, и круг замыкался вновь.
В театрах давали сплошь трагедии. Модный композитор Бахтевич на декабрьские события уже успел состряпать оперу, первый голос в которой – погибшей супруги Александра великой княгини Апполинарии – отдали молодой, но подающей надежды приме Большого Императорского Театра Елизавете Логиновой – по слухам, нынешней пассии цесаревича. В прессе внезапно взлетевшую на самый Олимп певичку иначе, чем императрицей русского театра, не звали.
Молодежь показательно фрондировала: спокойно идущий по своим делам студент или гимназист мог внезапно вскочить на пьедестал любого из тут и там стоявших памятников, проорать: «Вива, Красный генерал!», бросить в толпу пачку листовок, а потом скрыться в переулках под очумелые свистки городовых. Иногда их ловили, но чаще – нет.
А на рабочих окраинах царило бурление – часть принятых за последние полгода эдиктов существенно ограничивала права трудящегося люда – таким образом цесаревич подкупал промышленников, много теряющих в случае непринятия его регалиями. Здесь в любое время можно было запросто напороться на сходку, для разгона которых применялись наводнившие столицу войска. Или напороться на нож.
Первая неделя из оговоренных с Санни на подготовку промелькнула без следа опять же почти полностью благодаря Машке. Не мог я приступать к собственным делам, не закончив с ней. Из Казани мы улепетнули налегке, с двумя худыми сумками, чуть пополнившимися в Сальске. И если мне моей хватало, то юной девушке, оказывается, нужно намного больше. Целый день походов по магазинам, с раннего утра и до позднего вечера!!! Для того чтобы купить туфли, легкие сапожки, пару платьев и летнее пальто (после мехов посреди лета на некоторых дамах я уже ничему не удивлялся). Из галантерейной лавки под хихиканье злобных продавщиц вымелся сам – ну их всех!
Потом еще день был потрачен на поиск училища, где обитал ее брат Миша. Потому что почтовый адрес «Петербург-23» оказался далеко не в самом Петербурге, а в пригороде, куда мы с трудом попали.
Пока моя обуза вовсю упивалась воссоединением с братом – крайне неприятным типом по моему разумению, занялся финансовыми вопросами – от Хака поступили деньги. Пользуясь полной машкиной безграмотностью в банковских делах, организовал ей фонд до двадцатипятилетия, навроде своего собственного. Вовремя подсуетился: Италов – теперь уже старший – пожелал наложить лапу на крестовское наследство. Показательное проявление братской любви! Сначала он на похороны матери не явился – с натяжкой могу допустить, что курсанту не так просто вырваться, да и весть могла запоздать. Но потом он продал через поверенного их с трудом выкупленный дом, оставив сестру без жилья и средств к существованию! Не объявись тогда дед, куда бы ей податься?!
Поэтому его заявочки, переданные через Машку, отклика в моей душе не нашли. А сама Машка – вот… дурочка-то! – на голубом глазу стала требовать с меня деньги для перевода на его счет. И все мои слова, что пусть тоже ей тогда половину за дом отвалит, пропускала мимо ушей. К счастью, с формальностями на тот момент уже было покончено, а то не исключаю, что психанул бы и умыл руки – вдруг дурость заразна?! Хочет – пусть ему теперь свое ежемесячное содержание переводит, поживет впроголодь, авось поумнеет!
Мое вмешательство спровоцировало сначала их ссору, а потом скандал между Машкой и мной. Навсегда зарекся влезать в чужие семейные взаимоотношения! Надеюсь, за семь лет моя катастрофа выйдет замуж, и там уже обязанность вразумлять недалекую девицу ляжет на плечи ее супруга. Рассорившись, мы очень удачно разъехались – как бы то ни было, а втягивать девушку в неприятности, связанные с моими планами, я не собирался.