— Что это значит, не может без вас! Если бы вы вообще не вмешивались, народ жил бы спокойно и счастливо! — возмутился полководец. Варвар в его крови был слишком силен, чтоб не делать максималистские заявления.
— Может быть, может быть. — Печально вздохнул Прокопий. — Но, к сожалению, Империя гнила сама, и без нас. Мы могли бы замедлить процесс, направить в более безобидное русло, но своей борьбой только усугубили. То, что могло ухудшаться постепенно, еще триста лет, сгнило за пятьдесят. Новые императоры не способны ничего сделать. В стране хаос, нет авторитетной власти. Преторианцы получили слишком большую свободу и безнаказанно делают что хотят. Чтобы хоть как-то навести порядок, мы должны постоянно вмешиваться. Вот тут-то и выяснилась одна прелюбопытная деталь.
Каждый раз, как только мы во что-нибудь вмешиваемся, в гражданской жизни Империи, происходит нечто, отчего стране становится еще хуже. Мы бьемся, пытаемся навести порядок, но случается новая война, новая эпидемия, армия возводит нового императора, и все оказывается впустую, приходится начинать заново. Это злой рок! И мы не знаем, как разорвать этот порочный круг!
— Не вмешивайтесь. Оставьте все, как есть! — холодно заметил полководец, отхлебывая очередную порцию вина. Вкуса он уже не чувствовал, поглощенный широтой и глубиной полученной информации, анализируя и пытаясь понять, какие выгоды можно из этого получить, и какие нажить неприятности. Пока что неприятностей выходило гораздо больше.
— Мы не можем. Государство сгнило. Это не та цветущая страна, что досталась Августу. Это разоренная мором и войнами, местами выжженная и безлюдная земля, где процветают самые низменные инстинкты и жажда наживы; земля, которую со всех сторон атакуют полчища варваров, и конца и края им не видно. А на востоке не дремлют персы, их держава сильна и могуча, не чета Парфянскому кочевому полудикому царству времен Августа. Но самое главное, Анархия осталась не во власти, а в крови у людей. Нет такого человека, который смог бы разрушить устои! Устои во власти! Устои в сердцах! Устои в законах!
Думаешь, мы не пытались? Мы даже уничтожили Сирийскую школу колдунов, так называемых Демонов Зенобии, самую мощную и коварную на Востоке! Да что говорить, и во всей Империи! Правда, для этого пришлось сровнять с землей Пальмиру, но это того стоило! И что в итоге? Великий Аврелиан Возродитель убит. Люди, НАШИ люди, охранявшие его, растерзаны!
Диокл криво усмехнулся, что не укрылось от взгляда старика.
— Да, может он и не был образцом высокой морали, скорее наоборот, ничтожеством. — Тактично заметил тот. — Но он мог бороться и изменить ситуацию в стране. После него никто не может этого!
Видишь, у нас ничего, НИЧЕГО не получается!
Воцарилась тишина, которую собеседники использовали для раздумий. Старик высказался. Да, недипломатично, как любят греки, зато понятно и легко для восприятия варвара-военачальника. Открыто. Честно. Именно поэтому Диокл сразу и всецело поверил ему. Поверил, что его не водят за нос. Да, вот мы какие крутые, играли империей несколько веков! А теперь доигрались, и ничего не можем сделать, чтоб вернуть, как было. Мы маленькие дети, мнившие себя взрослыми. А когда настала пора делать взрослые вещи, поняли, что не можем. Ума не хватает! И нам нужна чья-то помощь, кого-то, кто не привык играть судьбами мира и может сходу разрубить Гордиев узел, опутавший страну.
— Почему я? — военачальник медленно поднял глаза на собеседника. В них читалась решимость. Решимость воина и командира идти до конца.
— Ты единственный, кто сможет. Эти лизоблюды, привыкшие к интригам, будут интриговать и дальше. А нам нужен свежий человек, знающий, что нет ничего невозможного, и никого не боящийся. Я ответил на твой вопрос?
Диокл утвердительно кивнул. С этого момента он становится не просто преступником, связавшимся с христианами, но заговорщиком. Теперь, в случае чего, его ждет только смертная казнь. Но отступать поздно. Как сказал Цезарь, Alea jacta est. Жребий брошен!
— Что вы хотите от меня?
Старик улыбнулся. У него получилось! Наверное, это была самая трудная беседа в его жизни! И самая ответственная. Больше похожая на бой, чем на разговор. С человеком, поступки и ход мысли которого почти невозможно предугадать, наделенного гонором и необузданностью свободолюбивого варвара. Пусть и цивилизованного, но все равно варвара.