— Готово.
Мигнув, зажглись плафоны… и сразу приглушились в красный спектр, а на стенах ожили проблесковые маячки. Зазвучала сирена, и астронавты повыскакивали в коридор, прислушиваясь.
«…имание! Пожар в медицинском отсеке!» — донесся из дернувшихся динамиков встревоженный голос Черного. — «Повторяю, пожар в меде! Отсек заблокирован! Кэп, где вы?!»
Тушить пожар на космолете проще всего открытием шлюза в космос — вакуум в таком случае вытягивает всё в себя: огонь и остатки воздуха, и даже продукты горения. Другое дело, когда в каюте отсутствует дверь в открытый космос, и тушение бушующего пламени превращается в какое-то погружение в ад.
Капитан первым схватил химический огнетушитель и отпер медотсек, ныряя в пылающую дымную тьму. За ним поспешили далеко не все.
Спасать было нечего, оборудование полностью сгорело, вместе с койками, результатами сканирования экипажа, анализами препаратов и образцов… И медиком.
Тело Розовой прикипело к обшивке стены, отброшенное взрывом компьютера: как решил экипаж, сбой электричества спровоцировал замыкание в сложной лаборатории, и аппаратура не выдержала. В оплавленном провалившемся шлеме сохранилась голова женщины, запекшаяся, но с выражением крайнего изумления на лице…
— Господи, — Лайм прижала было ладони к лицу, но перчатки наткнулись на визор шлема, и она опустила руки. — Господи, Розочка, милая…
За считанные минуты «Розочка» превратилась в барбекю. Так команда лишилась высококвалифицированной медицинской помощи.
К похоронам Розовой подошли со всей ответственностью: бережно обмыли останки, завернули честь честью в свежую простыню и отправили тело в космос. Вещи разобрали меж собой или сложили в коробку и убрали в хранилище. Почтили Розовую минутой молчания и поминальным обедом.
— Что же с ее дочкой-то делать? — Лайм на нервах много говорила. Она хватала руку мужа, и тот утешал, но это не слишком помогало. — Капитан?..
Белый над своей тарелкой еле заметно вздрогнул.
— Вырастим, как свою, — ответил он твердо, словно отрезал.
Ребенок Розовой вместе с другими детьми астронавтов спал в криокамерах в соседнем с обычным спальным модулем отсеке. И не только с детьми, но и домашними животными, разнопланетными тварями. А вне капсул стояли выключенные рабочие роботы, ждавшие приземления на колонию…
Здесь, в одном из «хрустальных гробиков» с морозцем спал и ребенок Фиолетового. В маленьком лиловом скафандре, весь такой беззащитный, что хотелось спрятать в сейф и охранять круглосуточно… Тенёк не стал, конечно, так делать, он спустился просто проведать дитя, убедиться, что автономный генератор не вышел из строя от общего сбоя, что…
Перенервничал, и пришел убедиться, что хоть что-то хорошо.
По соседству ребенок в розовом скафандре спал так же безмятежно, как остальные, совершенно не подозревая, что когда проснется, то уже не попадет в материнские объятия.
«Можно написать в статье еще и об этом», — ехидно гоготнул внутренний голос, тот, который никогда не обременял себя грузом человеческой морали.
«Нет, мое дело — раскрасить красками унылую жизнь на Полюсе. Про смерть в полете туда пусть пишут другие».
Фиолетовый покинул крио-отсек.
В столовой шел совет:
— Важно было убедиться, что это просто смерть по случайности, а не преднамеренное убийство! — ярость хлопающего ладонью по столу Синего можно было упаковать в какой-нибудь бокс и отправить в подарок тому, кому ее не хватает.
— То есть, ты считаешь, что кому-то хватило ума взорвать медотсек? — Оранж вновь готов был вступить в схватку и даже слегка перегнулся через стол. — Просто ради того, чтобы убить Розу? Зачем? Кому?!
На несколько секунд повисло молчание, и цветные скафандры словно разом отстранились друг от друга.
— А что, если пожар — попытка замести улики? — негромко предположил Желтый, до этого сникнувший и рассматривавший свой выключенный планшетник на руке. На правой, этот астронавт был левшой.
— А ты что-то знаешь? — немедленно накинулся на него Синий.
— Рассуждаю логически. Кому-то же надо этим заниматься.
— Вот вам логика! — папкой о стол грохнул Красный, до сих пор помалкивавший. — Я снял записи с камеры перед дверью медотсека, и все, кто бывал в нем за последние шесть часов, на снимках.
Лаймовая и Циановый, по одному.
— Ну и что?! — сразу возмутилась супруга Оранжевого. — Да, я заходила к Розочке! Мы подруги! Были… Я каждое утро ее навещала, и хоть кто бы заметил!
— Вообще-то, однажды ты зашла, пока меня сканировали, — напомнил Фиолетовый, до этого сидевший в сторонке. Памятный случай был довольно конфузным, так как торчал Тенёк на сканере без привычной скафандровой оболочки, в одних трусах. — Так что я заметил.
Но Лайм уже не помнила смущения, сейчас она злилась на обвинения и лишь всплеснула руками:
— Спасибо огромное!
В ответ на выпытывающие взгляды Яд лишь пожал плечом.
— Живот болел.
— Ага, это вечная отговорка у всех, — презрительно отодвинувшийся Оранжевый скрестил руки на груди. — Не ты ли Розовую грохнул? Может, она нашла что-то в твоих анализах, молчун ты наш?
— Или не дала, — подкинул версию Красный.
— Хватит, — Белый прервал поток коллективного сознания, встав. — У нас нет доказательств того, что Розовая была убита. На теле только повреждения, оставленные, скорее всего, взрывом. Уймитесь.
— Уроды, — Синий напоследок рыкнул на «теплый спектр» и виновато покосился на капитана. Циан же молча встал и покинул зал первым.
Столовая опустела стремительно, ведь притихший экипаж поспешил заняться делами, чтобы не думать больше о страшном событии. Сообщение о гибели медика было разослано в пункты отбытия и прибытия, но поскольку корабль находился очень далеко в пустоте, за прошедшие часы пакет информации не донесся до цели. И уж тем более пройдет время, прежде чем будут получены ответ и указания о дальнейших действиях.
Пока что приказ оставался прежним — лететь на Полюс.
На ночь свет по всему кораблю приглушали ради экономии энергии, и сегодня не было исключений. В сумерках Фиолетовый почувствовал себя, как дома, на родном Сатурне. Он поднялся со скамьи и приблизился к огромной витрине, простиравшейся с потолка до пола, за которой глубокая чернота вселенной проблескивала дальними звездочками. От плотнейшего стекла веяло холодом, кусавшим сквозь скафандр, но Тенёк не отодвигался. Он вынул из кармана небольшой цилиндр и установил его на полу, включая — светящийся луч выдал горизонтально расположенную ленту с клавишами. Голографическое пианино.
Сиреневое свечение клавиш прогибалось под пальцами, когда астронавт медленно начал играть. Он не задумывался над исполнением и не вспоминал давно поселившихся в памяти въедливых произведений, просто играл, как игралось. Купол тьмы охватывал импровизированную сцену, мелодия плакала, словно страдающее в тоске существо, и всё пространство, казалось, вступило в резонанс с музыкой…
Тем неожиданнее было выпадать из транса, заметив краем глаза движение сбоку. Фиолетовый вздрогнул и обернулся, обрывая музыку. Желтый стоял у стенной панели и скачивал на носитель данные. В полумраке солнечный скафандр потерял привычную яркость, но все равно разрезал купол тьмы, словно узкий золоченый нож, привлек внимание.
— Ты чего не спишь? — решил осведомиться Тенёк.
— Закончу и пойду спать, — отозвался собеседник спокойно. — Что за композиция была?