Палпатин почти немедленно был отодвинут обратно, щиты поднялись и скрыли истинные эмоции, но он успел бросить взгляд на правду, и этого было достаточно. Достаточно, чтобы губы старика тронула тень скрытой удовлетворенной улыбки.
Горе нахлынуло на Люка волнами, и все же он ощущал себя странно спокойным, отворачиваясь и закрывая свои эмоции, которые успел ощутить его Мастер; погружаясь внутрь себя – слыша только звук своего рваного дыхания и медленный стук сердца. Если бы он мог остановить и то, и другое, он сделал бы это без колебаний. Просто закрыл бы свои глаза и исчез...
В голове закружились воспоминания, мгновения - те, что так долго поддерживали его; воспоминания о духе доверия и товарищества, которые помогали ему посреди нескончаемого шторма, удерживая в штилевом центре.
Была ли там Лея, когда они принимали это решение? А Мон? Женщина, которая пожимала его руку и говорила, что горда принятым им обязательством и долгом, что они нуждались в таких, как он. Был ли там Риекан, человек, обещавший ему постоянную защиту Альянса в тот день, когда он возглавил список преступников, разыскиваемых Империей. Были ли там Мадин и Акбар? Был ли там Хан?
Спустя длительное время он понял, что его Мастер по-прежнему говорит, напыщенно и важно, словно справляет мессу - рассказывает о каких-то деталях и официальном обвинении. Люк хотел сказать ему, чтобы он остановился - что это сражение выиграно им, что Люк понял это окончательное предательство и принял его значение и последствия.
Но все, что он мог сделать - только лежать и наблюдать за двигающимися в самодовольном обвинении бескровными губами и слушать глубокую тишину между ударами своего раздавленного сердца.
Он снова проснулся поздним вечером, ощущая знакомое присутствие, царапающее подсознание. Вейдер стоял чуть поодаль, в тенях; и хотя Люк едва ли скучал по нему, шипение респиратора, громко раздающееся в тишине и казавшееся когда-то резким и грубым, было теперь настолько знакомым, что... успокаивало его.
Люк знал, помнил сквозь туман своего изломанного восприятия, отмечающего долгие дни, количество которых он не мог сосчитать, помнил присутствие отца в комнате, его чувство тревоги и беспокойства, даже заботы. Он не доверял своему отцу, конечно, понимая, что его чувства могли быть связаны всего лишь с корыстными интересами - но сейчас, в своем состоянии, у Люка не было ни сил, ни желания удерживать обычную дистанцию между ними.
Возможно, Вейдер ощутил это, потому что его слова, наполненные редкостным сочувствием, заставили Люка повернуть к нему голову:
- Не живи слишком долго под этим. Это было неизбежно - слишком большие силы находились в игре.
Он знал, что его отец хотел сказать больше, что он хотел сказать все, что сказал Император, что он хотел сказать: "Я предупреждал тебя. Я говорил тебе. Я знал, а ты не слушал". Если бы Люк мог, он вытер бы свои глаза, но его руки были все еще бесполезны, и он смог только покачать головой, испытывая очередной шок от боли в груди и плечах. В конце концов он коротко и горько рассмеялся, обретя голос в своем гневе на себя.
- Давай. Скажи это, - чуть слышно прохрипел он, горло до сих пор было слишком травмировано для большего.
Вейдер промолчал - ему нечего было добавить к своим словам. Он довольно хорошо успел узнать своего сына, чтобы понимать, что самодовольное напоминание о своей правоте ничего не даст, и, не зная, что еще он может сделать, он учился держать это мнение при себе. Долгое время они молчали в тишине, и Вейдер, видя, что его сын впадает все глубже в циничную меланхолию, в попытке остановить это, в конце концов, произнес:
- Ты не ошибался. Они не понимали тебя - они не могли.
- А ты понимаешь? - крохотная нотка вызова в тихом голосе.
- Нет, - ответил Вейдер серьезно. - Нисколько.
Не выдерживая, Люк безрадостно засмеялся – чувствуя, как смех обжигает горло; тогда он отвел взгляд, а затем вновь задумчиво взглянул на отца:
- Я никогда не слышал, чтобы ты смеялся.
- Я смеюсь, - ответил отец, удивляя Люка сдержанным, чуть саркастичным дополнением: - Просто не вслух.
- Над чем? - с сомнением спросил Люк, но в хриплом голосе послышались нотки юмора.