И мальчишка прочел их. Просто. Как будто это было самой естественной вещью на свете - возможно, для него это так и было. Для ключа к пророчеству.
Палпатин сощурил желтые испещренные пятнами глаза, обдумывая встречу со Скайуокером прошедшим вечером - осознавая фундаментальную перемену в его позиции и отношении, выраженную в его действиях и намерениях. Безмерно радующий результат рискованной игры Палпатина. Поскольку это игра внезапно набрала непредвиденные обороты с непредвиденной ставкой, переходя от незначительного плана к главной кампании, без возможности дальнейшего вмешательства ее зачинщика. Палпатин публично признал Скайуокера Наследником, в расчете больше вовлечь его в новое положение и новую жизнь и таким образом наконец отделить от Восстания, к которому тот по-прежнему испытывал некое невольное чувство преданности.
Результат превзошел все ожидания.
Все его поведение изменилось - как будто последний, глубоко находящийся в нем барьер, так долго державший его и мешавший ему, пал.
Ситх, которого Палпатин видел удерживаемым позади тех синих ледяных глаз в их самую первую встречу, наконец ступил на свободу. Самоуверенный, независимый, резкий и непостоянный нрав, всегда изводящий Вейдера, в его сыне был умерен сдержанной холодной расчетливостью, дающей отличные перспективы на будущее. По ощущениям Палпатина, даже слишком отличные. Слишком много происходило позади того хладнокровного, невозмутимого фасада, который показывал мальчишка, это было очевидно.
Теперь, конечно, становилось тяжелей его контролировать, но все это было частью игры.
Палпатин однажды задался вопросом, сможет ли он когда-нибудь склонить это дикое существо к своим ногам, сможет ли в действительности управлять им. И даже сейчас, какая-то часть Палпатина не была уверена в этом, не зная воспитывает ли он ученика ситха... или создает Мастера. Он никогда не беспокоился по этому поводу с Вейдером, который потерял значительную часть своей связи с Силой рукой Оби-Вана и чувствовал себя всегда каким-то образом признательным Палпатину, зная того с самого детства.
Нет, сын Вейдера был другим; у него не было такой преданности Палпатину. И если в самом начале Палпатин приложил много усилий, чтобы разъяснить Скайуокеру, что его личные способности сильнее мальчишкиных, то теперь они оба знали, что это больше не так - что, по крайней мере, они одинаковы.
О, Скайуокер испытывал здоровое уважение к своему Мастеру - к его мощи, к его положению и к его безжалостной воле - но все больше и больше, по мере того, как росла уверенность мальчишки в себе, становился понятным факт, что если он решит действительно что-либо сделать, никакие предостережения не поколеблют его. Он был слишком упрям, слишком активен, слишком непреклонен.
И все же пока, в итоге, он все еще подчинялся воле своего Мастера… Вначале он сохранял абсолютную твердость, а затем, в конце концов уступал – словно попадая в безвыходное положение, некий тупик. И до настоящего времени Палпатин не мог до конца понять, что это было… Поскольку тот сдавался не под нажимом физического наказания. Наказание для Скайуокера было лишь наказанием, тем, что придется вытерпеть, когда он зайдет слишком далеко. И фактически оно никогда не останавливало его от неподчинения в дальнейшем, лишь заставляло относиться к выбору своих действий более осторожно.
Таким образом, было что-то еще мешающее мальчишке, некая большая угроза, сдерживающая его - и Палпатину необходимо было выяснить, что это. Необходимо было держать контроль в своих руках. Иначе он никогда не сможет действительно узнать, не выжидает ли его Волк лишь момент для удара.
Погрузившись в размышления, Палпатин ощутил покалывание в позвоночнике – в предчувствии наступающего видения, от которого зашевелились волосы на затылке и замерло дыхание в легких, когда он охотно отдался всеобъемлющей мощи…
Он снова видел волка в ночи, дикое существо, которое часто приходило в его видения в течение двух долгих десятилетий.
Шорох во тьме. Дикое и своенравное оно исчезло в наплывших тенях, и он уставился в пустоту, ожидая…
Глубокая тишина. Он нерешительно повернулся.
Перед ним на коленях, в немой неподвижности и покорно потупив глаза, стоял его дикий джедай; ниспадающий складками тяжелый плащ из густого черного меха поглощал весь свет вокруг.