Когда он, вспотевший и усталый, поднимался к перевалу Иготль, где должен был встретиться с Паридой, над Хунзахским плато уже сгущались сумерки. Погрузился в темноту маленький, утопавший в садах аул Хиниб. «Придет ли сюда Парида? Сумела ли она выполнить задание Атаева», — на душе у Абдулатипа вдруг стало тревожно. Он присел у источника и стал ждать. Они условились с Паридой ждать здесь друг друга дотемна, и если здесь встретиться не удастся, то идти в Хиниб и ждать там.
Абдулатип ждал Париду, пока темнота не окутала перевал Иготль. Париды все не было. Больше ждать не было смысла. «Может, Парида пошла другой дорогой и ждет его в Хинибе?» Абдулатип поднялся, вскинул хурджины и быстро зашагал вниз, к аулу Хиниб.
Становилось совсем темно. Абдулатип теперь не торопился. Он представлял, как партизаны Кара–Караева придут на помощь атаевским, и на душе у него становилось весело. «Достанется этому противному Гусейну и его мюридам», — думал он, радуясь, что в этом есть и его заслуга. Абдулатип незаметно для себя стал потихоньку насвистывать, а потом, забыв об осторожности, разошелся, разливаясь соловьем, хотя и считается у горцев, что свистеть и петь в горах грешно. Но Абдулатип вряд ли вспоминал об этом. Вот уже замигали огоньки в ближней сакле, до нее — рукой подать. Абдулатип ускорил шаг, но тут кто‑то огромный обрушился на него. Абдулатип упал.
— Смотри, Галбацилав, не задуши его, — сказал чей‑то хриплый голос.
Абдулатип весь съежился… Так, значит, один из самых свирепых мюридов здесь и, того гляди, задушит его.
— Эй, Галбацилав, — слышался тот же хриплый бас, — что‑то этот свист мне знаком, но убей — не помню, где слышал?
Тяжелая рука мюрида схватила Абдулатипа за шиворот и подняла с земли.
— Что, щенок? Улизнуть хочешь? Не выйдет, — и мюрид грубо толкнул паренька в спину. — Не атаевский ли разведчик? Как думаешь, Узаир? Да и девчонка та на подозрения наводит.
— Мал больно. Куда ему в разведчики, — ответил хриплый голос. — Помнишь, Камиль из крепости говорил…
— Может, ты и прав, Галбацилав.
Абдулатип не видел лица Галбацилава, в темноте была видна лишь его огромная фигура. Папахой он касался макушки высокого дерева. «И зачем я только свистел? — с досадой на себя думал Абдулатип. И Париду, оказывается, они поймали. Но она, он уверен, ничего им не сказала. — Что же делать? Как передать то, что просил Кара–Караев? И надо предупредить Атаева, что у него в крепости сидит мюридский лазутчик по имени Камиль. Что делать? — лихорадочно думал Абдулатип. — Неужели в ауле среди мюридов окажутся и те, которых он встретил по дороге в Голотли? И какой же это Камиль? Камиль… Камиль. — Абдулатип напрягал память: — Не тот ли с рыжими усами, которого он видел в комнате Сааду? Кажется, Сааду называл его именно так».
Теперь хриплый голос прозвучал у самого уха Абдулатипа:
— Он не шевелится, Галбацилав.. Шив ли?
— Жив. Чего ему сделается. — Галбацилав так дернул мальчика за ухо, что он вскрикнул. — А ну, вставай! — и мюрид с силой тряхнул Абдулатипа.
— Ой, мои хурджины! Кукуруза вся высыплется, — заплакал Абдулатип.
— А он живуч, — засмеялся Галбацилав. — Возьми, Узаир, его хурджины, да проводи вон в ту ближнюю саклю к старухе Кавсарат. Там наши разберутся, кто он таков.
Когда Абдулатип в сопровождении двух мюридов вошел в саклю Кавсарат, посредине комнаты на ковре сидели по–турецки несколько мюридов. Посреди ковра стоял большой таз, из которого шел запах вареного мяса, и бутылка водки. Абдулатип быстро окинул взглядом сидевших, его беспокоило, нет ли среди них тех мюридов, которые остановили его по дороге в Голотли. Нет, лица были ему незнакомы, и это немного успокоило его.
— Вот! Еще лазутчика поймали! — Галбацилав толкнул вперед Абдулатипа, который едва не налетел на таз с мясом.
— Давай, давай его сюда! — Мюрид, державший в лоснящейся от жира руке баранью ногу, перестал жевать, уставившись пьяными глазами на Абдулатипа. — Лазутчик, говоришь? — Мюрид икнул.
— Так точно. — Галбацилав вытянулся. Видно, говоривший мюрид был здесь главным.