"С тяжёлым временем настигшим нас сейчас с уходом нашего любимого Оливера, я бы хотел чтоб каждый из нас покаялся начистоту перед всеми сидящими тут" голос 'отца' был спокойный, ровный, он окинул взглядом комнату, его голубые глаза остановились на женщине лет пятидесяти примерно, у неё явно были итальянские корни
"Может вы моя дорогая Анна начнёте?" Женщина неловко кивнула
"Конечно, мой... мой тяжкий грех в том что я родила девочку вне брака, а когда из-за этого девочка родилась альбиносом, я оставила её в детдоме" грустно вздохнула Анна, Джон заметил что ей было тяжело говорить об этом
"А что бы ты могла сделать вместо этого?"
"Я бы могла оставить её и привести её сюда, а сейчас она наверное так мучается в том грешном и ужасном мире" положа руку на сердце Женщина опустила голову в печали
"У меня тоже есть сожаления" вдруг подняв голову заговорил Даниэль, он медленно поднял голову
"Я не смог спасти Оливера от беса... демона во плоти" он говорил медленно и спокойно, все ещё не пересекаясь взглядом ни с кем
"Этот демон часто маячит передр мной, он... староватый, злой, надменный, он знал что Оливер сильный и он боялся что его волю он не сломит, поэтому и убил его, жестоко, Отвратительно и бесчеловечно" во время рассказала парень перевёл взгляд на отца Йосифа который старался мягко улыбаться
"Этот бес, и вправду отвратительный, ему нет места в нашей семье, и мВ должны быть благодарны Оливеру что взял удар на себя, такому мерзкому существу нет место на божьей земле" Джон заметил что Сара бросила удивлённый взгляд когда её отец ответил, это самая сильная эмоция которую он видел чтоь девушка проявляла, можно было заметить как она будто осознает что-то, её взгляд на секунду загорелся идеей но тут же потух обратно в обычное состояние.
Даниэль же, выглядел далеко не так как привык офицер, он был немного румяным, более здоровым, а в глазах его плескалась ненависть и ярость, для Джона это было странно, он помнил что даже когда парня 'наказывали' он лишь смотрел глазами полными боли и грусти, это ярость воистину была чем то необычным для его мальчишеских черт лица, Он опустил голову обратно и ухмыльнулся.
"Вы же не такой отец Йосиф" Он прошептал это с издевкой в голосе, но тихо, так чтоб никто не услышал, хотя внимание с него уже давно перешло на главу который в очередной раз проповедовал о прощении и смирение, и что перед богом все равны.
Все остальные сидели и с замиранием сердца слушали и ловили каждое слово которое говорил 'отец' кроме Авраама который нервно переводил взгляд от Сары к её отцу, он был явно чем то очень сильно обеспокоен. Джон же сидел в полном непонимании ситуации, в комнате полной людей он чувствовал себя одним, к скребущему на душе чувству вины и горести прибавился горький вкус беспомощности, он не спас Оливера, он не смог, а может и никого он не спасёт в этом проклятом месте? Мысли кружили в голове, медленно погружая в воспоминания о последнем дне
Мысли офицера
Джон продолжал смотреть в пол, слова о прощении и прочей чепухе проходили сквозь него, словно сквозь пустую оболочку, все его мысли заполнила горечь и опустошение. Он видел смерти, в его работе это было неизбежно, но смерть Оливера ударила сильнее и больнее всего. Он чувствовал себя невыносимо виноватым, ведь за день до того рокового удара плетью он смеялся и шутил с ним. В глазах Оливера он видел полное доверие, а в итоге он его так ужасно подвёл. Это доверие, эта вера, которую он не оправдал, гложила его изнутри, не давая вздохнуть полной грудью. Казалось, что каждое воспоминание о той последней беседе с Оливером, о его улыбке, о его тепле, резало сердце ножом.
Он пересёкся взглядом с рядом сидящим Даниэлем. Он ожидал увидеть в этом взгляде всё: ненависть, разочарование или гнев. Но нет, в них всё ещё было доверие, хоть и помутнённое неимоверной тоской и глубокой-глубокой грустью. Его выступление с рассказом о "демоне" с одной стороны восхитило его, а с другой... было очевидно, что за ним надо было очень тщательно следить, чтобы тот не вспылил так же, как и его покойный друг. Эта тонкая грань между силой и злостью, между верой и отчаянием, виднелась во взгляде Даниэля, как отблеск тусклого света в мутной воде.
Всё было так... тяжело и душно, будто сам воздух давил на лёгкие, будто сам вес мира опустился на его плечи, придавливая их к земле. У него помутнело в глазах, всё поплыло, а дыхания стало катастрофически не хватать. Внезапно он дернулся от неожиданного прикосновения к плечу. Он поднял глаза и увидел ухмылку отца Йосифа. Его лицо казалось светлым и спокойным, словно вне этих стен не было ни боли, ни страданий.