И когда Фарик после двухчасового сидения на кухне тактично отправился в туалет - отлить безмерное количество баночного пива, которое мы пили в ту ночь, - Веньке пришла в голову счастливая мысль: записать только что рассказанную кровавую страшилку именно в ключе Фарика - разухабистом, циничном и безумно смешном.
Для подобного стиля я была тяжеловата, мне хватало иронического взгляда на мир, и я решила просто слепо скопировать Фарика. Мне всегда удавалось копировать кого бы то ни было.
Удалось и сейчас.
Через месяц был готов сценарий, сдобренный юмором Фарика, Венькиной страстью и прошитым автоматными очередями телом и вполне профессионально записанный мной.
Венька назвала его по-идиотски: "К, истории двойного убийства на Плющихе". Но тем не менее сценарий был со свистом принят каким-то полубезумным продюсером-азербайджанцем и сразу же запущен в производство.
Мы с Венькой подписали отдающий липой договор, получили наличные и отправились на Алексеевскую.
***
...Там нас уже ждали водка, икра, плов и Фарик с Мариком.
- Сюрприз! - крикнула с порога Венька. - Знакомьтесь, это Мышь, она классные сценарии пишет, просто гениальные.
Фарик и Марик явно не ожидали моего появления и сразу помрачнели. Их неудовольствие было столь очевидным, что мне сразу же захотелось напиться.
Я так и сделала - надралась вусмерть и отключилась. Я даже толком не рассмотрела их огромную, похожую на футбольное поле комнату, заставленную диким количеством оплывших свечей; ни кровати, ни дивана не было вообще только мягкие маты, усыпанные лепестками. Цветов было море - розы и хризантемы.
Только розы и хризантемы.
И больше ничего.
...Я проснулась среди ночи - голова раскалывалась, шея затекла - меня, как тряпичную куклу, сунули в огромное кресло. Я проснулась от голосов яростно-тихих, осуждающих, требующих, молящих.
Скрытая в них страсть так испугала меня, что я даже не решилась открыть глаза, лишь слегка разлепила их; я подсматривала в щелки век, как в замочную скважину.
Они - все трое - были в противоположной стороне комнаты у окна. Венька сидела на матах, совершенно недосягаемая в свете уличного фонаря. Недосягаемая для меня и несчастных мальчиков, обложивших ее, как волчицу.
Солировал Марик:
- Это предательство, как ты не поймешь?! Ты пытаешься быть похожей на эту свою Мышь, на это пустое место... С ней ты предаешь всех нас... Всех четверых... Мы же поклялись... Ты сама заставила нас поклясться! Ты сказала, что так будет всегда!..
- Сказала, а теперь передумала, - пропела Венька. Марик занес руку для удара, но Фарик перехватил ее.
Возникла внезапная мальчишеская драка, кончившаяся через минуту обоюдно разбитыми носами.
- Пусть она уйдет, - теперь уже спокойно сказал Марик, слизывая кровь.
- Скорее вы уйдете, - дразнила их Венька.
- Слушай, она ничего нам не сделала... Но ты же не хочешь, чтобы мы ее возненавидели только потому, что она стала иметь какое-то отношение к тебе?..
- Скорее я вас возненавижу, - Венька упрямилась; мне вдруг стало страшно и от их ненависти, и от ее защиты, в которой я не нуждалась.
"Стервецы маленькие, молокососы - куда ты только влезла. Мышь, встань сейчас же и скажи: "Общий приветик, исчезаю из вашей плебейской жизни навсегда..." или что-нибудь другое в этом роде.
Но, пока я подбирала "что-нибудь другое в этом роде", Марик процедил сквозь зубы:
- Может, того? Убрать ее? Нет человека - нет проблемы.
- А может, того... Убрать меня? Нет человека - нет проблемы. И вы свободны, мальчики!
Теперь не выдержал Фарик - он ударил Веньку наотмашь, хорошо заученным жестом; это уже было похоже на ритуал.
- Сейчас еще врежу, если не прекратишь это сумасшествие!
- А мы уже давно сошли с ума. С тех пор, как впаялись в этот проклятый грузовик. Или нет?! Фарик снова поднял руку.
- Лежачего не бьют, - в лицо ему засмеялась Венька. Она вытянулась на матах и начала мучительно медленно расстегивать пуговицы на рубахе. - Может быть, поможете беззащитной одинокой девушке?
Их не надо было просить дважды - я видела, как спадают рубахи с их крутых, почти одинаковых плеч; я слышала, как щелкают языки их ремней, как нетерпеливо рвутся "молнии" на джинсах...
Мальчики рухнули в Веньку, как в пропасть; они накрыли ее, как волны, - я помнила эти волны моего южного причерноморского детства: тебя накрывает с головой и нечем дышать... Должно быть, Веньке тоже нечем было дышать, и она застонала. Мальчики повторили ее, как эхо. Их волосы спутались, их тела переплелись, и я впервые подумала о том, как они красивы. И я впервые подумала о том, что такими красивыми, почти совершенными, они могут быть только втроем - наконец-то собранные детали, наконец-то сложенная мозаика...
И, когда Венькина голова победно вознеслась над обессиленными, выпотрошенными телами мальчиков, я вдруг увидела ее широко раскрытые глаза всего лишь отражение моих раскрытых глаз. Наши взгляды встретились - и она улыбнулась мне.
...Мне даже не пришлось возиться со входным замком - дверь открылась легко; эта квартира, этот чужой закрытый самодостаточный мир выталкивали меня, гнали прочь.
Я добралась домой под утро, сложила Венькины вещи в кучу, вытащила их в прихожую и здесь же, возле них, заснула тяжелым сном.
Проснулась я от резкого настойчивого звонка в дверь. Так звонила только она. Приготовленные вещи нужно было отдать и распрощаться с ненормальной девчонкой навсегда, но я вдруг почувствовала, что если открою, если впущу ее в свой спокойный, стерильный дом, как впустила когда-то, то все снова пойдет по кругу.
Почувствовала и испугалась.
- Это ты? - трусливо спросила я из-за двери.
- Открой, пожалуйста... Я все объясню, - ответила она трезвым вкрадчивым голосом.
- Уволь меня от объяснений. Все и так ясно. Живи как знаешь. Правы твои щенки - при чем здесь я? Звонок звонил непрерывно.
- Уходи, - устало сказала я. Теперь в дверь начали методично стучать кулаками. Я прислонилась спиной к дверной коробке и закрыла глаза.
- Если будешь ломиться - соседи вызовут ментов и будут правы. Ты же знаешь наших пугливых пролетариев.
Стук прекратился.
Так, в тишине, я просидела очень долго. Так долго, что наконец решилась спросить.
- Ты еще здесь?
- Да. - Она никуда не ушла, она была совсем рядом, за тонкой дверью.
- Сидишь?
- Сижу.
- Не стоит. Простудишься.
- А я на коврике сижу. И хочу тебе одну историю рассказать. Я давно хотела...
- Сыта по горло твоими историями. И твоими дружками-извращенцами.
- Это хорошая история. Ты даже удивишься, какая хорошая... Глазки закрой и слушай... У одних папочки и мамочки в городе Ташкенте родились две девочки. Две девочки-близняшки. Одну назвали Венечкой в честь папочкиной мамы, а другую - Сашенькой в честь мамочкиного папы. Сашенька и Венечка очень любили друг друга... Так сильно, что если у Венечки был лишай на руках, то точно такие же пятна выступали на руках Сашеньки. А когда Сашенька сломала ногу, то Венечка тоже не могла ходить - ровно месяц, пока гипс не сняли. А когда его сняли и прошло несколько лет - Венечка с Сашенькой стали красивыми-красивыми, по мнению узбеков, торгующих абрикосовыми косточками на Алайском рынке, - то они, как и полагается девушкам, влюбились в двух мальчиков - Фарика и Марика. И это была сумасшедшая любовь, потому что любить иначе они не умели. Это была такая сумасшедшая любовь, что иногда они менялись мальчиками - в кино там на индийской мелодраме или на шашлыках. И все им сходило с рук, потому что были они очень похожи, даже мамочка с папочкой их путали. Если бы Вильям Шекспир крепко закладывал и у него двоилось бы в глазах - то "Ромео и Джульетта" получилась у него именно такой...
Я хмыкнула.
И тут же услышала Венькин голос:
- Это правда.
- И что?
- А то, что они поехали в горы, все вчетвером. И на законных основаниях, тили-тили-тесто, жених и невеста. Там был шашлык, и цвели персики, и было еще не очень жарко. И девочки-близняшки оставили своих мальчиков, чтобы на машине Марика смотаться в Янгиабад, Марик их обеих научил водить машину. Они ехали на переговорный, чтобы поздравить своего папочку с днем рождения, сорок лет. Им ужасно хотелось вести машину, они даже поссорились из-за того, кто поведет первой. И врезались в дурацкую фуру, огромный такой "КамАЗ". Он был один на всей трассе - и они умудрились в него впаяться... Та, что была за рулем, осталась жива. Так, череп слегка покрошило, незначительная травма - две недели в реанимации, и привет.